Был конец января. Друзья сидели на барачном крыльце, каждый с цыгаркой в руке. Месяц тоненькой лимонной кожурой завивался в вышине, и полосы мерзлой земли блестели под ним и серебристо дрожали, как змейки. Тико Фео уж много дней как ушел в себя — молчал как разбойник в засаде. И нечего было просить: «Тико, сыграй на струменте», он только глянет на тебя неживым, затуманенным взглядом.
— Расскажи что-нибудь, — сказал мистер Шеффер. Он нервничал и дергался от беспомощности, видя, что друг отдаляется от него. — Расскажи, как ходил на скачки в Майами.
— Никогда я не ходил ни на какие скачки, — сказал Тико Фео, тем самым признавшись в самой бессовестной лжи, разом отрекшись от неразрывных с ней сотен долларов и встречи с Бингом Кросби. Но он и глазом не моргнул. Достал расческу и мрачно провел по волосам. Из-за этой расчески несколько дней назад была жуткая стычка. Один человек в бараке, Миг, объявил, что Тико Фео ее у него украл, в ответ обвиняемый плюнул ему в лицо. Началась драка, мистер Шеффер еще с кем-то еле их разняли.
— Это моя расческа. Ему скажи! — потребовал Тико Фео у мистера Шеффера. Но мистер Шеффер спокойно и твердо сказал: нет, расческа не твоя — ответ, от которого, кажется, всем стало не по себе.
— Э, — сказал Миг, — да если он к ней так прикипел, пусть себе оставит, говнюк.
А потом срывающимся, изумленным голосом Тико Фео сказал:
— А я думал, ты мой друг.
«Да, я твой друг», — подумал мистер Шеффер, но вслух ничего не сказал.
— Я на скачки не ходил, и что я про вдовую женщину сказал, то тоже неправильно.
Он жарко пыхнул цыгаркой и, как бы что-то прикидывая, глянул на мистера Шеффера.
— А деньги у тебя есть, мистер?
— Может, долларов двадцать, — ответил мистер Шеффер неуверенно, не понимая, к чему клонит Тико.
— Не очень хорошо, двадцать доллар, — сказал Тико Фео, однако без разочарования в голосе. — Ничего, мы все сделаем. В Мобиле есть мой друг Фредерико. Он нас сажает в лодку. Все будет хорошо. — И было так, будто он сказал всего-навсего, что чуть похолодало.
У мистера Шеффера заметалось сердце; он не мог говорить.
— Тут никто не может догонять Тико. Он всех быстрей.
— Пули еще быстрей, — сказал мистер Шеффер неживым голосом. — Старый я стал, — сказал он, и ощущение старости поднялось в нем как тошнота.
Тико Фео не слушал.
— А там — мир. Мир, el mundo, друг.
Он встал, он дрожал, как молодой конь; все будто тянулось к нему — месяц, крики охрипших сов. Дыхание у него зачастило, сделалось дымным облаком.
