Пресс-центр. Анатомия политического преступления | страница 52
Вэлш посмотрел на телефонную трубку с изумлением, не мог найти слов, чтобы заключить беседу, подумал: "И это про нас-то говорят как про костоломов, а?! Какая все-таки несправедливость! Мои люди выполняют то, что им предписано уставом и руководством, а Дигон одной рукой толкает человека в пропасть, а в другой держит цветы, чтобы возложить их на крышку гроба".
Директор ФБР еще раз перечитал запись телефонного разговора и спросил своего помощника, ведавшего наблюдением за высшими чиновниками администрации:
— Вы убеждены в том, что Майкл Вэлш крутит свой бизнес в Гаривасе без санкции босса?
— Этого я утверждать не могу. Я утверждаю лишь то, что он встречается с людьми Уолл-Стрита, соблюдая все законы конспирации. А от своих, если есть санкция босса, не конспирируют.
— Подождем, — подумав, заметил директор ФБР. — Умение ждать — это больше, чем наука или талант, это призвание… Конечно же, оптимальным решением этого любопытного дела была бы организация прослушивания бесед Вэлша… Я понимаю, что мы не имеем права записывать его разговоры без санкции босса, но ведь можно продумать, как подкрасться к нему со стороны его собеседников…
— Вы дадите мне санкцию на прослушивание разговоров Барри Дигона? — Помощник директора ФБР улыбнулся. — Я стану считать этот день первым в новом временном отсчете…
— Посоветуйтесь с нашими финансистами, — заметил директор ФБР. — Из тех, кто контролирует банки и связан с оппозицией в конгрессе. Может, вам подскажут какую-то любопытную зацепку, связанную с вывозом капитала, или что-нибудь в этом духе… Может, у них есть что-то на людей Дигона, тогда мы получим право послушать дедушку… Мне нужен повод, малейший повод, ничего, кроме повода…
14.10.83
Майкл Вэлш обычно просыпался в шесть часов; несколько минут лежал, не открывая глаз, силясь вспомнить сон; он верил снам, и очень часто днем с ним случалось то, что виделось ночью; потом, если ночь была пусто-темная, полное отключение, он собирался перед началом дня, четко выделял основные задачи и только после этого поднимался с кушетки (спал в библиотеке, перед сном обычно читал, порою среди ночи вставал к столу, не хотел тревожить Магги, она опала очень чутко; перебирался в комнату жены только на "уикенд", когда позволял себе роскошь отключать телефон или, того лучше, уезжать с ней на ферму) и отправлялся на гимнастику. Он разминался недолго, радуясь тому, что наступил день; все те недели, что он на свой страх и риск играл в "Корриду", были до того тревожны и рискованны, что по вечерам он не находил себе места, мечтая, чтобы скорее прошла ночь и началась ежедневная круговерть, которая засасывала, убаюкивала, давала привычное ощущение надежности.