.
Эта история Королю нравилась, у него даже глаза повлажнели. История о том, как англичанин влюбился в русскую колхозницу и они обвенчались, но ему надо было вернуться в Англию, а ей нельзя было с ним. Он уехал домой, стал тосковать и тогда сел в маленький самолетик и полетел через моря и суши, преодолевая бури. Прилетел в Москву, король и министры российские разрешили ему взять свою жену в Англию, раз уж ему так сильно надо. И они уехали счастливые.
Больше всех других разговоров на Короля произвели впечатление рассказы и суждения людей о девяноста девяти моряках, которые погибли в подводной лодке.
— Не могли проделать дыру через обивку, пока хвост лодки торчал из воды, а тут и корма ушла под воду…
— Дураки! Им надо было хвост подлодки тросами обмотать и между двух кораблей ее вытянуть…
— Так или иначе, дураки или нет, но спаслись только четверо, остальные девяносто девять задохнулись. Да и то они там чуть ли не целую неделю ждали, когда их спасут, пока корма не скрылась.
— А я знаю главную новость! — заорал Эйнар с хутора Ребро, появившись неожиданно. Эйнар в сравнении с Манчи был горой, Манчи — камешек. Или же — Эйнар был дубом, а Манчи камышинкой. Эйнар; был высокий и плотный и очень сильный. У него было круглое красное лицо. Говорил же он так громко, что Вилка от его голоса начинала мелко дрожать. Все уставились на Эйнара: какую главную новость он знает?
— Мне только что рассказали…
Эйнар скорчил торжествующую мину.
— Германия войну, что ли, объявила Польше? — загалдели стригущиеся.
— Мне только что рассказали, — повторил Эйнар, — как две дамы с ридикюлями переругались в омнибусе из-за забытого кем-то пакета. А в нем оказалась дохлая кошка. Хэ-хэ-хэ! — Эйнар заржал громко и весело, когда все кругом плевались. — Манчи где?
Но кто мог знать, где Манчи?
Алфред в это время работал. Щелкали ножницы, у табуретки валялись волосы разных цветов, и только Ангелочек здесь не задерживалась, хотя не раз мимо пробегала, разве что приостанавливалась, чтобы предать анафеме бездельников и зубоскалов, треплющих попусту языком. «Тоже мне политики, — ворчала она, — да что вы понимаете? Как богу угодно, так все и будет, говори сколько хочешь и о чем хочешь».
Однажды Король проснулся очень рано, когда первые лучи солнца упали на большую паутину под верхней стропилой. Саареский петух проснулся и сообщил об этом всему миру; первой отреагировала на это черная ворона на раките, которая, в свою очередь, тут же эту новость передала своим, и пошло-поехало карканье-кукареканье кругом. Но в конуре Вилки было тихо, следовательно, вставать Его Величеству было еще рано. Он лежал с открытыми глазами и думал. По его, королевскому, мнению, не было на свете ничего более замечательного, чем лежать в свином корыте на чердаке, глазеть на жирного паука, старающегося укрыться от солнечных лучей в паутине, и думать.
