это за место? В том-то и дело — никогда не знаешь
наверняка. Она ехала в кабине фургона с их мебелью, и все вокруг казалось безобразным, нищим и знакомым (хотя здесь и не было Залов Царств и епископальных церквей), но вот они свернули и оказались среди деревьев, прекрасных дубов, дома стали выше, шире и не жались друг к другу, тут были парки, библиотеки. А потом вдруг, как по мановению волшебной палочки, деревья пропали, снова пошли автобусные остановки, одноэтажные домишки, понастроенные вкривь и вкось напротив полузаброшенных торговых рядов, как обычно включающих:
— одну заколоченную закусочную, до сих пор предлагающую завтрак;
— одну мастерскую слесаря, не заинтересованного в изысках маркетинга (ДЕЛАЕМ КЛЮЧИ);
— и одну вечно закрытую парикмахерскую, гордо украшенную каким-нибудь невообразимым каламбуром (НАТУРАЛЬНАЯ ХИМИЯ, или УКЛАДЫВАЕМ, ВЫТЯГИВАЕМ, ОБРЕЗАЕМ, или ВОЛОСЫ: СЕГОДНЯ ЕСТЬ, ЗАВТРА — НЕТ).
Это напоминало лотерею: едешь, смотришь и не знаешь, где придется провести жизнь, среди деревьев или среди дерьма. Наконец фургон остановился перед домом, красивым домом где-то между деревьями и дерьмом, и Клара почувствовала, как ее накрывает волна благодарности. Красивый. Не такой красивый, как ей хотелось, но и не такой ужасный, как она боялась; с двумя садиками: один перед домом, другой за ним — с ковриком у двери, звонком и туалетом не на улице… И за все это она заплатила совсем недорого. Только любовью. Просто любовью. Что бы там ни говорили «Коринфяне», любовью расплачиваться не так уж и тяжело, особенно если любви не было. Она не любила Арчи, но с первого же мгновения на лестнице решила посвятить ему свою жизнь, если он заберет ее отсюда. Вот он ее забрал; и несмотря на то что это, конечно, не Марокко, не Бельгия и не Италия, тут красиво, не земля обетованная, но красиво, она еще никогда не жила в таком красивом месте.
Клара понимала, что Арчибальд Джонс — не романтический герой. Ее достаточно убедили в этом три месяца, проведенные в вонючей комнатенке в Криклвуде. Он иногда мог быть любящим и даже обаятельным, по утрам насвистывал чистую, прозрачную мелодию, водил машину спокойно и ответственно и, как ни удивительно, довольно хорошо готовил, но романтика была не для него, страсть немыслима. И если уж ты оказалась связанной с таким человеком, думала Клара, он должен быть по крайней мере всей душой привязан к тебе, твоей красоте, твоей молодости, — это самое меньшее, что он может сделать, чтобы компенсировать свои недостатки. Но только не Арчи. Всего через месяц после свадьбы у него появился тот странный мутный взгляд, который говорит о том, что мужчина тебя не замечает. Он снова вернулся к своей холостяцкой жизни: пиво с Самадом Икбалом, ужин с Самадом Икбалом, воскресные завтраки с Самадом Икбалом, каждую свободную минуту они проводили в этом проклятом месте — «О’Коннелле», в этом проклятом кабаке. Она пыталась быть разумной. Она спрашивала:
