Почти на всех снимках Амирова улыбалась. Как-то открыто, по-детски, чуть приоткрыв красиво очерченный рот, обнажив белые ровные зубы. И вообще, от всего ее облика на фотографиях веяло бесхитростностью, простотой. Впрочем, Гольст уже научился не особенно доверять внешности. Перед ним сиживали девушки с ангельскими личиками, уличенные в кражах, а иные подозреваемые с мрачными физиономиями, которые, если подходить к ним с точки зрения итальянского психиатра и криминалиста Ломброзо, должны были быть склонны к уголовным преступлениям, оказывались честными людьми.
Насторожило Георгия Робертовича то, что, судя по заявлению Дунайского, его жена, уходя, прихватила с собой деньги и ценности. Даже золотые часы мужа. Строить какие-то определенные версии на основании данных, имевшихся в розыскном деле, было еще рано. Хотя можно было выдвинуть кое-какие общие предположения.
Первое – Амирова действительно покинула Дунайского с кем-нибудь из поклонников, на которых намекал Валериан Ипатьевич, и тщательно скрывает свое местопребывание, чтобы муж не нагрянул и не закатил сцены или не натворил каких-нибудь глупостей.
Второе – Амировой нет в живых. Убийство тут или несчастный случай, пока остается только гадать. Главного – трупа Нины – нет. В этом случае для любого даже мало-мальски искушенного следователя становится очевидно: дело из тех, раскрытие которых сопряжено с невероятными трудностями. Можно строить сколько угодно и какие угодно версии и предположения, почва для этого самая благоприятная. А отработка слишком многих версий – это тяжкий и зачастую малопродуктивный труд.
Георгий Робертович снова набрал номер телефона МУРа, а точнее – Тыльнера. И задал ему вопрос:
– Георгий Федорович, вот тут, в розыскном деле об исчезновении Амировой Дунайский указывает, что жена его пропала двенадцатого июля. Так он что, почти полтора месяца до подачи заявления никому ни слова не сказал об этом?
– А кому приятно признаваться, что увели жену? – ответил Тыльнер.– Мужик он самолюбивый. Видать, стыдно было. Может быть, ждал. Думал, вернется, в ножки кинется…
– Но все-таки подал заявление,– заметил Гольст.
– Так ведь сами говорите – прошло полтора месяца. Значит, верх над стыдом и гордостью взяла тревога…
Пообещав заехать в МУР, Гольст сумел вырваться на Петровку, 38, только во второй половине дня. Ему хотелось самому ознакомиться с картотекой о различных происшествиях, зарегистрированных органами московской милиции за период, прошедший со времени исчезновения Амировой. Особое внимание Гольст уделил сообщениям и актам о никем не опознанных трупах.
