У мотостроительного завода остановились. К нам подошел пожилой, седеющий испанец. Обратился к нам вежливо, говорил темпераментно. Отличительная черта всех испанцев, как я убедился, — темпераментность. Наш собеседник оказался рабочим-мотостроителем. Он рассказал, что вся трудовая Барселона кипела гневом к тем, кто с воздуха терзал ее живое тело бомбами, поливал свинцом. — Здесь, где мы сейчас стоим, — сказал рабочий, — мы воздвигали баррикады.
Ветер развевал на них красные и красно-черные флаги. Красный флаг напоминал, что этот участок обороняют коммунисты и социалисты. Красно-черный флаг — сектор анархистов. Патриоты-барселонцы, преисполненные мужества, сделали своим девизом лозунг коммунистов: «Но пасаран!» («Они не пройдут!»). Проявив героизм, барселонцы подавили путч.
Фашистская авиация и путчисты нанесли немало глубоких ран пролетарским кварталам.
В гнетущем молчании минуем пригороды Барселоны и выезжаем на шоссе, ведущее в Валенсию. Дорога петляет в горах. Слева, точно синий с блестками занавес, поднимается к горизонту море; справа темнеют поросшие лесом склоны гор. Машина то выскакивает на побережье, то ныряет в ущелья.
Яркое небо, жаркое солнце, свежий прохладный воздух гор…
Странные, необъяснимые чувства владели мной, да и не только мной. Развалины, кровь и смерть, а рядом — сияющее море, нежный, простой пейзаж.
Всматриваюсь в лица мужчин, женщин, подростков, детей, идущих по раскаленному шоссе. У многих задумчивый, мечтающий вид. Приметил, как один парень подхватил на руки маленькую, седую старушку. Он нес ее, покраснев от напряжения. Видимо, это была его очень уставшая мать.
Поворот за поворотом… Море то слева, то справа, горный пейзаж и аромат леса…
И Таррагона… Чадящие остовы полусгоревших перевернутых машин, дымящиеся развалины домов, развороченные мостовые, запах тола, пятна свежей крови на белых, ярко освещенных солнцем стенах. Люди разгребают землю, пепел. То ли они откапывают заживо погребенных, то ли стараются спасти уцелевший скарб.
Женщины в черных платках, длинных черных платьях. Обычная одежда тех, у кого мужья, отцы зарабатывают гроши.
— Только что кончился налет фашистской авиации, — пояснил переводчик.
На одной из узких улочек прямо на дороге женщина в сером от пыли платье. Она то ласкала нечто бесформенное, окровавленное, то, подняв лицо к небесам, воздевала кулаки и кричала монотонно, дико, остервенело. Мы не сразу поняли, что перед ней обезображенный труп ребенка.
