…
— Не знаю, — сказал Пеликан. Они вышли с кладбища и пошли полем. — Правда, Цес, странно? Карьерствовать и пускаться во всякое подличанье, имея над собой тьму вечных неразрешимых загадок?.. Суетиться… Погляди, чего правители нагородили: врут одно, а делают совсем другое. Свободы печати нет, как и не было. Рабочего человека гнут в бараний рог… Выборы — это курам на смех!..
— Больше всего боюсь, — сказал Володя, — если уедем на Север, я из института уволюсь и меня загребут в армию.
— Да, армия. Ну, это по всему миру уродство. Правители ради своей выгоды нас заставляют сражаться… Собрать бы их всех на огромном стадионе… и пусть убивают друг друга. А мы зрители. Но в жизни все наоборот, — с усмешкой закончил Пеликан.
К двум часам дня майское солнце жарило и палило нестерпимо.
Володя сидел над удочкой, и Пеликану никак не удавалось оторвать его от бесполезного гляденья на поплавок и увести от пруда.
У них маковой росинки не было весь день. В ведерке плавало полтора десятка мелких рыбешек, среди них выделялся один крупный карась. Карася поймал Володя — сразу же как только закинул крючок. Рыбалкой он занимался в первый раз в жизни, и сколько он потом ни менял место уженья, сколько ни плевал на своего червяка и ни приглядывался к манере Пеликана, переходя по периметру пруда вплоть до противоположного берега, — не выловил ни одной малявки. Несколько раз поначалу клюнуло у него, но он не подсек, ждал, когда рыбешка потянет ощутимо, как это сделал толстый и глупый карась, — а позже за пять (!) часов не случилось ни одной поклевки. Пеликан по соседству вытягивал одну рыбку за другой, правда, никакого сравнения с Володиным карасем.
При этом сам Володя вошел в тихое и упорное помешательство гляденья на неподвижный поплавок, терпеливого ожидания и надежды, и воображения проплывающих в глубине карасей, не уступающих по размерам пойманному. Голодное оцепенение, жара, запекшийся рот не могли отвратить его от его занятия.
— Ну, пошли, пошли, Цес. Хватит, — говорил Пеликан, начиная раздражаться.
— Погоди еще десять минут…
— Никто не ловит после двенадцати. Ты что, Цес? Только рано утром.
— А вечером?
— Да, вечером.
— Ну, еще три-четыре часа — и будет вечер.
— Ты с ума сошел! — заорал Пеликан в полный голос. — Я ухожу, а ты как хочешь. Ты, погляди, целиком обуглился. Мы здесь на открытом месте, как в крематории.
— Дай пять минут.
— Но пять минут — и всё! Да?
— Хорошо. Тихо, а то спугнешь.
Пеликан рассмеялся.
