Песнь о Трое | страница 57



Антенор потряс шишковатым кулаком:

— Сейчас говорю я, мой господин! И настаиваю, чтобы меня выслушали! Почему ты упорно считаешь, будто тогда нам нанесли оскорбление? Это Геракла обидели, и ты это знаешь. А еще я напомню тебе, что, если бы Геракл не убил того льва, Гесиона была бы мертва.

Отец дрожал всем телом. Между ним и Антенором было мало любви, несмотря на то что сестра одного была супругой другого. Антенор оставался сильным духом дарданцем, врагом в собственном доме.

— Если бы мы с тобой были моложе, — отчеканил Приам, — наши постоянные стычки имели бы смысл. Мы положили бы им конец с мечами в руках. Но ты — калека, а я — слишком стар. Повторяю: я отправлю посольство на Саламин, как только смогу. Ясно?

Антенор фыркнул:

— Ты — царь, мой господин, и решение за тобой. Что же до битвы, можешь сколько угодно называть себя стариком, но как смеешь ты думать, будто мое уродство помешает мне изрубить тебя на куски? Ничто не доставило бы мне большего удовольствия!

Под эхо собственных слов он вышел прочь; отец вернулся на свое место, пожевывая бороду.

Я встал, сам удивляясь своему порыву и еще больше удивляясь тому, что сорвалось с моего языка:

— Мой господин, я вызываюсь возглавить твое посольство. Мне все равно нужно отправиться в дальние страны, чтобы очиститься после смерти сына дяди Антенора.

Гектор рассмеялся и захлопал в ладоши:

— Парис, я поздравляю тебя!

Но Деифоб нахмурился:

— Почему не я, мой господин? Это должен быть я! По старшинству.

Гелен в споре встал на сторону Деифоба; зная, какое отвращение питает Гелен к старшему брату, я едва мог поверить своим ушам.

— Отец, пошли Деифоба, пожалуйста! Если поедет Парис, я точно знаю: Трою ждут кровавые слезы!

Кровавые слезы или нет, царь Приам принял решение. Он поручил посольство мне.

После того как все разошлись, я задержался поговорить с ним.

— Парис, я очень рад.

Он погладил меня по волосам.

— Тогда я вознагражден, отец. — Я вдруг рассмеялся. — Если мне не удастся вернуть тетку Гесиону, может быть, я взамен прихвачу какую-нибудь ахейскую царевну.

Посмеиваясь, он раскачивался из стороны в сторону на своем троне; моя шутка ему понравилась.

— В Элладе много царевен, сын мой. Мы бы здорово наступили ахейцам на хвост, если бы расквитались с ними око за око.

Я поцеловал ему руку. Его непреходящая ненависть к Элладе и всему ахейскому была в Трое притчей во языцех; я его осчастливил. Разве важно, что шутка была пустая, раз она заставила его рассмеяться?