Бабье лето медвежатника | страница 75
Кто-то тронул его за плечо.
– Ну, наконец-то! Мы уж заждались!
Доктор Гонсалес! А с каменной колонны на Пенкрофта взирала Мадонна Бьоретти!
Минуту спустя он уже сидел верхом и вместе с кучкой безумцев несся в Филиппон, чтобы встать во главе взбудораженных горожан.
Отчаянию его не было предела.
3
Спутниками доктора оказались два субъекта, которых звали Форстер и Лоренцо.
– С чего начнем? – осведомились они у Пенкрофта, который был озабочен тем, чтобы не выронить на скаку зажатую под мышкой колбасу.
– Это вы о чем? – занервничал он.
– Тебе решать. Как скажешь, так мы и сделаем. Жребий брошен, отступать некуда. Мы готовы погибнуть все до единого, лишь бы положить конец этому проклятию.
– Будь по-вашему! – от чистого сердца одобрил Пенкрофт эти слова.
Уж это ли не проклятие, когда с тобой говорят, а ты – ни бум-бум? Пусть оно сгинет! Но какой жребий они бросили и на что замахнулись, если им, видите ли, отступать некуда, лучше уж погибнуть всем до единого?
Уму непостижимо!
Получается, что он действительно не может бросить в беде этих людей и должен возглавить их… Но он даже не знает, где у них голова, а где хвост!
Занимался рассвет, вдали показались окраины Филиппона.
– Первым делом ты должен поговорить с народом!
– Помилуйте, первым делом я должен выспаться!
– Верно…
В городе царила тишина, по улицам расхаживали вооруженные патрули. Завидя Пенкрофта, люди приветственно махали шляпами.
– Вечером созовем народ на площадь.
– Очень хорошо! А до тех пор дайте мне поспать.
– Спи спокойно, мы будем охранять тебя!
– А вот это уже лишнее.
Пенкрофт поспешил в дом. Всюду было тихо, лишь на первом этаже из-под двери в комнату Штербинского просачивался свет. Едва слышный шорох. Дверь чуть приоткрыта… Пенкрофт решил заглянуть к старому приятелю и, чтобы тот не дулся, назвать его по имени: Эдуардом. Вдруг сработает? Такое ему уже не раз удавалось: выпалишь слово наугад и стронешь лавину. Глядишь, и с Эдуардом повезет. Хотя отчего бы старику не зваться, например, Тихомиром? Ну ладно, нам без разницы… Пенкрофт постучал в дверь и вошел.
Час от часу не легче!
Старик – кто бы он ни был, Эдуард или Тихомир – со следами побоев и с кляпом во рту сидел на стуле, связанный и лишенный возможности шевельнуться.
Пенкрофт поспешно развязал веревки, сбрызнул старика холодной водой и постепенно привел в чувство.
– Ох!.. Я уж не думал… что останусь… в живых, – простонал Штербинский.
– Да что хоть стряслось-то?
– И вы еще спрашиваете?… Будто сами не знаете!