– Что вы имеете в виду?
– Бернсу для видимости тоже приходилось подчиняться приказам Прентина. Поэтому, стоило Кёдлингеру положить глаз на какую-либо из его картин, Бернс, чтобы не выдать себя, был вынужден с ней расстаться. Собственно, благодаря этому все и выяснилось.
– Не понимаю, – недоумевал капитан Стоуренс. – Какая связь между картинами и досье? Ведь Паоло наказал искать досье за надгробным памятником некой Софии, однако там ничего не оказалось.
– Документ именно там и был спрятан.
– Но ведь доктор Гонсалес и другой, неизвестный нам злоумышленник, обшарили все надгробия, где стояло имя «София».
– Все, кроме одного, – уточнил Пенкрофт. – За памятник баронессе Софии Шотек заглянуть не догадались. Паоло, который, судя по всему, принадлежал к семье сторонников императора Максимилиана, держал у себя дома картину, изображающую надгробный памятник баронессы Софии. За картиной и был спрятан заветный документ. Вместе со всеми прочими вещами Паоло картина попала к Бернсу, затем Бернс был вынужден отдать ее Кёдлингеру, не подозревая, какое сокровище выпускает из рук. Я уже отчаялся отыскать документ, как вдруг увидел на стене хижины изображение единственно нужного нам надгробия. Конечно, останься картина у Бернса, он рано или поздно обнаружил бы надпись в нижнем углу картины: «Досье здесь». Написанная в одно слово с загогулинами, подсказка выглядела как именной знак фотографа или художника. Я и сам-то не сразу ее углядел.
– Как же вы тогда догадались, что искомая бумага именно там?
Пенкрофт поперхнулся, хотя в паштете не было ни единой косточки. Напустив на себя таинственный вид, он наконец ответил:
– Двенадцать лет неутомимых поисков привели меня к цели. Однако пусть подробности этого дела, включая Пробатбикол, сохранятся в тайне.
Это была его месть. Ведь Пробатбикол по-прежнему оставался для него загадкой.
Ни одного действующего лица с таким именем в деле нет, никто не принуждал его усыновлять ребенка, которого бы так звали, и среди дам, чьи ожидания он обманул, ни одна из лупивших его зонтиком не представлялась этим именем. И тем не менее, все знают, кто это или что это, и лишь ему, Пенкрофту, ничего на этот счет не известно. Быть может, хибару Кёдлингеров называют Усадьбой Пробатбикол? Вполне вероятно, однако лучше не задавать вопросов. Разумнее умолчать и о визите в скобяную лавку, поскольку приз за мировой рекорд по взлому сейфов – минимум год отсидки (даже с учетом смягчающих вину обстоятельств), не говоря уже о наспех разворошенных могилах.
