Но в комнате у Левита все пепельницы были забиты окурками и в сигаретницу были натолканы картонки из-под сигарет, а все, кто много курит, должны где-то покупать курево.
Базиль покупал сигареты за два квартала. И бумагу — тоже.
Владелица лавки его хорошо запомнила и стала распространяться на эту тему.
— Знаю я его. Я уже беспокоилась, что полиция никогда не возьмет его на мушку. Я все ждала, что они нагрянут за ним. Послушай, а ведь я знаю и тебя. Откуда ты, сынок?
— Из пригорода.
Ты знаешь, что произошло?
— Пока нет.
— А… Тогда чего же ты хочешь от меня?
— Просто хочу поговорить, мать.
— Спрашивай.
— А вдруг вы не ответите? А вдруг вы захотите третью часть золота, а? Ведь у вас прелестная улыбка!
Она погрозила мне пальцем.
— Ну уж, глупости. Кому теперь нужны старухи?
— Обожаю старух.
— Похоже на то. Ну, в чем дело, сынок?
— Друзья у него…
Она покачала головой.
— Нет. Но он звонил по телефону. Очень уж был торопливый… никогда не закрывал дверь в будку. — Она кивнула на телефон у себя за спиной.
— Вы слышали?
— Почему нет? Я слишком стара для забав и мне нравится слушать, как целуются голубки.
— А что, интересно?
Она понимающе улыбнулась и открыла бутылку колы.
— Никогда он не мурлыкал. Всегда о деньгах, и огромных.
— Дальше, мать.
— Он много чего болтал. Пять Джейс — было последнее. Как будто он спорил и делал ставки. Он что, поставил?
— Он поставил на свою шкуру и проиграл. А теперь дальше, мать.
Она пожала плечами.
— Последний раз он был просто сумасшедший. Говорил, что дело затягивается и просил увеличить ставки. Не думаю, чтобы он их получил.
— Имена?
— Нет. И никогда не звонил в частные дома или квартиры.
Но он всегда так громко говорил, словно там был ужасный шум. Поэтому я его и слышала.
— Из вас, мать, получится неплохой полицейский.
— Я тут давно, сынок. Что тебе еще нужно? Один раз он принес сверток. Завернут в коричневую бумагу. Это был пистолет с рифленой рукояткой и, видно, пристрелянный.
— Роскошно. Откуда вы знаете?
— Просто. Пистолет звякнул, когда он опустил его вниз. И пахнуло ружейным маслом. Мой старик разбирался в таких вещах, прежде, чем его пришили. Я вдоволь нанюхалась этой гадости.
Я повернулся, чтобы уйти, но она окликнула меня:
— Эй, сынок!
— Что?
— Ты и впрямь любишь старух? Я улыбнулся.
— Только тогда, когда это необходимо.
Я вошел в ту самую комнату, куда приходил за Велдой и осмотрелся. Потом подошел к окну. Проще простого было выяснить комнаты в доме через дорогу, откуда просматривалась эта комнатушка. Десять долларов старому толстяку-швейцару — и у меня был ключ. А когда я открыл дверь, то он там лежал, дожидаясь. Пистолет был с оптическим прицелом и рифленой рукояткой. Мишень — то окно, из которого я высовывался несколько минут тому назад. Еще там были две пустые пачки из-под сигарет, жестянка томатного сока, полная окурков и сгоревших спичек, и груда огрызков бутербродов.
