Амелия вручила ей две вещи: тонкий серебряный нож и деревянный кол.
— Удар деревянным колом в сердце на время выводит вампира из строя, но убить нас можно только серебряным ножом, — сказала она, — Не стальным — если только ты не собираешься отрезать голову. Сам по себе кол не убивает, разве что уж очень повезет или солнечный свет внесет свою лепту. Но даже в этом случае мы умираем тем медленнее, чем мы старше. Понимаешь?
Клер в оцепенении кивнула.
«Мне шестнадцать, — хотелось ей сказать — Яне готова к этому».
Однако ее, похоже, никто не спрашивал.
Холодное, исполненное ярости лицо Амелии смягчилось, совсем чуть-чуть.
— Я не могу доверить Мирнина никому другому. Когда мы найдем его, твоей обязанностью будет справляться с ним. Это может оказаться...— Амелия помолчала, как бы подыскивая точную формулировку, — трудно.
«Пожалуй, не самое подходящее слово», — мелькнуло у Клер в голове.
— Мне не хочется, чтобы ты сражалась, но я не смогу обойтись без тебя, — закончила Амелия.
Клер подняла нож и кол.
— Тогда зачем вы дали мне это?
— Потому что, возможно, тебе придется защищать себя или его. И, если до этого дойдет, ты не должна колебаться, дитя. Защищай себя и Мирнина любой ценой. Среди наших противников могут оказаться твои знакомые, но это не должно остановить тебя. Сейчас речь идет о выживании.
Клер кивнула. В какой-то степени ей удалось вообразить все это своего рода приключенческой видеоигрой, наподобие сражения с зомби, из тех, что так нравятся Шейну, но с уходом каждого друга это ощущение все больше размывалось. Сейчас реальность вырисовалась со всей очевидностью; реальность, в которой по-настоящему умирают люди.
И она может погибнуть.
— Я буду держаться рядом с вами, — сказала она.
Холодные пальцы Амелии скользнули по ее подбородку.
— Правильно. — Амелия переключила внимание на остальных, — Будьте готовы к встрече с моим отцом, но не ввязывайтесь с ним в схватку — именно этого он и хочет. У него есть свои люди, и их число будет увеличиваться. Держитесь вместе, охраняйте друг друга. Защищайте меня, защищайте это дитя.
— Гм... Не могли бы вы перестать называть меня так? — спросила Клер.
Льдистый взгляд Амелии с выражением почти человеческого изумления остановился на ней.
— «Дитя», я имею в виду. Я не дитя.
Амелия пристально смотрела на нее, и время, казалось, остановилось. Наверное, прошла не одна сотня лет с тех пор, как кто-то осмеливался поправлять Основателя на людях.
Ее губы еле заметно изогнулись в улыбке.
