И правда, запах появился — невыносимая вонь сероводорода, как от ста тысяч протухших яиц. Завопив, все снялись с мест и ринулись из класса, зажимая носы, а химичка смеялась сатанинским смехом и размахивала руками, чтобы вонючий воздух шел в нашем направлении.
— Что, провоняли? Не нравится вам, убегаете?
Марина осталась довольна.
— Я же тебе говорила. С ней не соскучишься.
На следующее утро весь класс выстроили в коридоре в линейку для проработки. Заслуженный учитель России, Марья Николавна, вышагивала перед нами и перечисляла все наши преступления за прошедшие с начала учебного года четыре дня: драки, разбитые стекла, поджог помойного ведра, ну и дальше, по мелочи. Вдруг Лена Ковальчук побледнела:
— Ой, мама идет.
Красовская затряслась и стала серого цвета. Все замерли, включая Николавну.
Мать Ковальчук приближалась к нам, в руках у нее были огромные портняжные ножницы. Она была меньше своей Лены почти в два раза, но глаза ее горели таким безумным огнем, что было понятно — становиться у нее на пути не стоит. Подойдя к Красовской, она сказала:
— Покажи ногти, Алла.
Красовская вытянула вперед дрожащие руки.
— Так, смотри, какие длинные ногти. Зачем тебе такие ногти, а, Красовская? Мою Леночку царапать?! Сейчас я тебе ноготочки-то подрежу! — и щелкнула у нее перед носом своими огромными ножницами. Красовская заорала от ужаса и попыталась отнять руку, но мама Ковальчук вцепилась в нее крепко. Все это происходило на глазах у нашей классной, заслуженного учителя РСФСР и парторга школы. Марья Николавна, правда, попыталась робко вмешаться, но мама Ковальчук отмахнулась от нее ножницами со словами: «Стой смирно, а то хуже будет», и та больше не рыпалась. Все завороженно смотрели, как Красовской стригут ногти ножницами, которыми запросто можно было оттяпать пальцы.
— Ну вот, теперь хорошо. Теперь ты, Красовская, никого больше поцарапать не сможешь, — удовлетворенно сказала мама Ковальчук, спрятала ножницы в сумку и пошла к выходу. На свою дочь она за все время экзекуции ни разу не посмотрела. Та тоже с матерью в общение не вступала, только вся покрылась красными пятнами.
— И часто такое происходит? — шепотом спросила я Марину.
— Раньше почти каждую неделю, но в послед нее время реже, — ответила она. — Ковальчук старается ничего не рассказывать, кроме как в самых крайних случаях, если скрыть нельзя. Мать бьет ее смертным боем, если узнает, что она от нее что-то скрывает.
В следующий раз мама Ковальчук пришла в школу, когда Лена подралась в раздевалке с Рыбкиной. По какому поводу возникла ссора, никто не знал, но они обе уже были в зимних пальто, когда между ними завязалась драка. В основном они трясли друг друга за полы, но как-то так получилось, что Рыбкина схватила Ковальчук за шиворот и сильно тряхнула. Пальтишко было стареньким, нитки с хрустом лопнули, и воротник немного порвался.
