— Джеймс! — Она крепко обняла его. — Как хорошо, что наконец-то ты снова дома!
Он рассеянно кивнул, не сводя глаз с танцевальной площадки. Брантли слишком долго удерживал руки Изабеллы, и взгляд повесы устремился с ее лица вниз на…
Вот оно! Джеймс готов был избить негодяя.
— Ах, ну разве они не замечательная пара? — Леди Уэстон вздохнула.
— Это неподходящее знакомство для нее! — отрезал Джеймс.
— Ты имеешь в виду Брантли? — Леди Уэстон рассмеялась. — Я знаю его с тех пор, как он бегал в коротких штанишках. Мы с его матерью в детстве дружили. А затем размышляли о том, не подойдут ли они друг другу…
— Поверьте мне, — процедил Джеймс сквозь стиснутые зубы, — он совершенно ей не подходит.
— Конечно, нет. — Она понимающе усмехнулась и похлопала его по руке.
Черт побери, не думает же она, что он ревнует? Сначала Генри, теперь леди Уэстон. Неужели все в их семье сошли с ума?
— Не беспокойся насчет Брантли. Уверяю тебя, он безобиден, как котенок.
Джеймс недоверчиво фыркнул.
Она не обратила на это внимания.
— В любом случае я искала тебя не из-за него.
— Позвольте предположить. Вы собирались напомнить мне, что долг джентльмена велит мне постараться, чтобы ни одна дама не простояла весь вечер у стенки.
— Именно так. — Леди Уэстон расплылась в улыбке и на мгновение стала больше похожа на старшую сестру Изабеллы, чем на ее мать. — Не волнуйся. С Иззи ты потанцуешь позже.
Джеймс нахмурился. Но когда подошло время его танца с Изабеллой, он неожиданно для себя обнаружил, что сгорает от нетерпения. Она стояла в окружении толпы раболепных хлыщей, один из которых напыщенно читал сочиненную экспромтом в ее честь оду, воспевая ее «ясные очи цвета безмятежного моря и губы, алые как спелые вишни».
Джеймс так и не понял, чего добивался этот жалкий недоумок, изрекая столь избитую чушь. К тому же он явно погрешил против точности, потому что в Изабелле не было ничего безмятежного, а губы ее вовсе не были алыми, скорее коралловыми.
Джеймсу пришлось применить силу, чтобы пробиться сквозь заслон к Изабелле, при этом его локоть «случайно» познакомился с ребрами влюбленного поэта. Он почти ожидал, что она бросится к нему и крепко обнимет — Иззи всегда так встречала его, когда была девочкой, — но она просто произнесла его имя и протянула к нему руки. Улыбка на ее лице явилась тем Приглашением, в котором он так нуждался. Его имя на ее устах означало возвращение домой.
Все остальные, находившиеся в комнате, исчезли, когда он сжал ее изящные пальцы в своих широких ладонях. Коснувшись ее, Джеймс почувствовал, будто его ударила молния. У него перехватило дыхание, и дрожь пробежала по телу. Голова закружилась, словно миллионы крошечных пузырьков шампанского вспенились и заиграли в его крови. Ему потребовалось напрячь все свое самообладание, чтобы сохранить лицо беспристрастным и подавить внешние проявления переполнявших его чувств.
