Прекрасное имение положительно спасало ее от вульгарности и низменности окружающей среды. Гардинуа мог часами жаловаться при ней на недобросовестность поставщиков и слуг, подсчитывать, сколько добра украли у него за месяц, за неделю, за день, за минуту; г-жа Фромон могла сколько угодно сетовать на мышей, моль, пыль и сырость, атакующих ее шкафы и яростно истребляющих ее вещи, — ни одно слово из этих бессмысленных разговоров не задерживалось в мозгу Клер. Прогулка по лужайке, чтение на берегу пруда сразу же возвращали покой этой благородной, жизнерадостной натуре.
Дедушка считал ее существом странным, чуждым их семье. Еще ребенком она уже смущала его взглядом своих больших светлых глаз, своим здравым умом, раздражала тем, что нисколько не походила на его пассивную, покорную дочь.
— Это будет такая же гордячка и оригиналка, как ее отец, — говорил он, когда бывал не в духе.
Зато как нравилась ему маленькая Шеб, приезжавшая иногда погостить в Савнньи! В ней он чувствовал простую, родственную себе натуру, с задатками честолюбия и зависти, которые уже тогда проглядывали в ее притаившейся в углах рта улыбочке. К тому же его богатство вызывало у девочки наивное удивление и восхищение, а это льстило его самолюбию выскочки. Порой, когда он поддразнивал ее, она находила в ответ забавные словечки парижской девчонки, чисто простонародные выражения, звучавшие особенно пикантно из — за их несоответствия с ее бледным тонким личиком, которое, несмотря на некоторую заурядность, носило все же отпечаток какой-то изысканности. И старик всегда помнил о Сидони.''.
На этот раз она появилась в Савиньи после долгого отсутствия. Ее пышные волосы, стройная фигурка, живое, веселое личико в сочетании с несколько вычурным изяществом продавщицы из магазина — все это создало ей в замке большой успех. Старый Гардинуа, ожидавший встретить девочку, был очень удивлен, увидев перед собой взрослую девушку; он нашел, что она красивее, а главное — одета горазде лучше, чем Клер.
И, правду сказать, сидя в коляске, высланной за ней к поезду из замка, мадемуазель Шеб выглядела очень недурно, хотя ей и не хватало того, что составляло красоту и очарование ее подруги, — непринужденности осанки, простоты манер, а главное, уверенности в себе. В ее привлекательности было что-то общее с ее нарядами, сделанными из дешевенькой материи, чуть ли не из тряпок, но сшитыми со вкусом, и которым мода, эта капризная прелестная фея, придала свой отпечаток, красоту и оригинальность. В Париже немало женщин, как бы созданных для такого рода туалетов: их потому — то и легко причесать и принарядить, что у них нет своего типа; к числу таких женщин принадлежала и хорошенькая мадемуазель Шеб.
