— Она была хорошей матерью.
Это было утверждение, а не вопрос. По-видимому, после тесного общения с сыном Алехандро понял это.
— Самой лучшей, — подтвердила Брин, не колеблясь. — Казалось, что ей вовсе не было трудно сочетать очень успешную карьеру адвоката и роль матери.
Когда Алехандро встретил Джоанну, ей было двадцать четыре года. Она получила юридическое образование и решила взять тайм-аут, чтобы попутешествовать по миру, прежде чем начать карьеру. Ему было приятно узнать, что ее карьера, от которой Джоанна ждала так много, оказалась успешной.
— У Джоанны был твердый характер. Она была очень позитивным человеком, знающим, чего хочет от жизни. Как жаль, что случилась эта трагедия, которая в одночасье оборвала все, что так хорошо началось. Я рад, что она преуспела в жизни.
— Да, — произнесла Брин, испытывая чувство неловкости от этого разговора.
— Вы находите мой интерес к жизни Джоанны… странным? — Алехандро нельзя было отказать в проницательности.
Она пожала плечами.
— Да, немного.
Алехандро тоже пожал широкими плечами, вероятно чтобы расслабиться. Напряжение, которое сковывало их в начале разговора, если и не исчезло совсем, то немного ослабло.
— Она была матерью моего сына. И, конечно, мне интересно, была ли она счастлива.
— Они с Томом были очень счастливы вместе, — сказала Брин с некоторым вызовом.
— Я это понял, — ответил Алехандро, печально склонив голову. — Мигель весь день рассказывал о маме и папе.
Брин замерла.
— Он рассказывал о них?
— Да. Вас это удивляет?
Еще как! Кроме тех ночей, когда Майкл просыпался от кошмаров с криком «Мамочка! Папочка!», он никогда не говорил о Джоанне и Томе. Впрочем, он ни разу не заплакал в открытую. Брин не была психологом, но она чувствовала, что так он сохраняет иллюзию того, что в любой день они могут снова войти в двери их дома.
Маленьким детям очень трудно осознать необратимость смерти, и только время и большая любовь близких могут помочь справиться с потерей.
И это замечательно, что Майкл смог заговорить с Алехандро о Джоанне и Томе. Может быть, он уже начал осознавать свою привязанность к этому человеку?
— Я незнакомец для него, Брин, — прервал повисшее молчание Алехандро. — Возможно, Майклу легче говорить о них с теми, кого он мало знает. Он интуитивно понял, что разговор о его матери и Томе не огорчит меня так, как вас…
Может быть, в словах Алехандро есть смысл?
И еще… Он впервые назвал сына Майклом, а не Мигелем.
Брин улыбнулась, хотя улыбка и получилась грустной.
