— Не надо. Я ненавижу вкус и того и другого. Потерпи еще немного, а? Давай просто немного подождем. Может быть, все обойдется.
— Опять ты за свое! — вспыхнул Тристрам. — Как мне вдолбить тебе в голову, что мы живем в опасное время. Народная полиция располагает огромной властью. Они способны на любую подлость.
— Не думаю, чтобы они когда-либо причинили какой-нибудь вред мне, — с невольным самодовольством проговорила Беатриса-Джоанна.
— Вот как? С чего бы это им с тобой церемониться?
— Просто у меня такое чувство, вот и все. («Осторожно, осторожно!») Просто мне так интуиция подсказывает. А вообще, мне все это до смерти надоело! — воскликнула Беатриса— Джоанна. — Если такими, какие мы есть, нас сотворил Бог, то почему мы должны вести себя так, как это нужно Государству? Бог ведь сильнее и мудрее Государства, не так ли?
— Бога нет. — Тристрам смотрел на нее с любопытством. — Откуда это ты набралась таких мыслей? Кто это тебя наставлял?
— Никто меня не наставлял. Я ни с кем не встречаюсь. Иногда только, когда хожу пайки отоваривать. А если и разговариваю, так сама с собой. Или с морем. Иногда я говорю с морем.
— Что это все значит? Что, собственно, происходит? С тобой все в порядке?
— Все у меня в порядке. Если не считать того, что я все время хочу есть, — огрызнулась Беатриса-Джоанна. — Я чувствую себя очень хорошо. Даже очень хорошо.
Тристрам отошел к окну и стал всматриваться в клочок неба, просвечивавший между бесконечно высокими башнями.
— Я себе иногда задаю вопрос, — задумчиво проговорил он, — а что, если Бог существует? Кто-то такой там, наверху, кто всем управляет… Иногда я задаю себе такой вопрос. Но,
— обернулся вдруг Тристрам с немного испуганным видом, — не рассказывай никому, что я тебе тут говорил. Я же не сказал, что Бог есть. Я просто сказал, что иногда задаю себе какой— то вопрос, и все.
— Ты не слишком мне доверяешь, так?
— Я никому не верю. Прости меня, но я хочу быть честным с тобой: я не верю никому. Совсем. Мне кажется, я не могу доверять даже самому себе.
Было ясное безоблачное утро.
Тристрам вышел на улицу, чтобы купить хинин в одной Государственной аптеке, и касторку — в другой. В первой аптеке он громко разглагольствовал о малярии и даже упомянул о какой-то учебной поездке по Амазонке, а во второй постарался как можно убедительней изобразить человека, страдающего запором.
