…Перед ней стоял командир, высокий, в ремнях, с наганом у пояса, с противогазом, широколицый, с прищуренными глазами, как будто сомневающимися в том, что они видят.
— Кто здесь командует? — спросил он, строго глядя на маленькую фигурку с автоматом, прижавшуюся в изгибе окопа. На него смотрели большие глаза, и ему показалось, что эта испуганная девочка сейчас скажет ему: «Я хочу домой, к маме! Я боюсь!»
Но она сказала тихо и медленно:
— Здесь командую я!
И он, приложив руку к козырьку, сказал быстро и четко:
— Я прибыл принять участок по приказанию командира батальона. Это вы прислали записку?
— Я, — ответила она еще тише. — Я вам сейчас все сдам. Идемте!
Неуклюжая тетка в большом байковом платке набежала на нее в темноте, испуганно вскрикнув:
— Ай, кто это здесь?
— Я! — сказала девушка, сидевшая на ступеньках. — Это я, Поля.
— Чего ж ты не бежишь-то!.. Ведь тревога гудит! Сейчас бомбы тебе на голову пустят.
— Вот я их и жду… — спокойно сказала Поля.
— Чего ж их ждать-то, спасайся в убежище.
— Моя служба такая. Иди, иди, тетка, а то и вправду тебя зашибет…
— И пойду. А она ишь сидит на ступеньках — бесстрашная какая…
— Я не бесстрашная, я — разведчица.
Поля сидела на ступеньках и во все глаза следила за небом, на котором пересекали друг друга прожекторы, лопались ракеты, повисавшие красными пучками, золотые нити трассирующих пуль уходили в синий купол, и над всем стояло прерывистое, враждебное гудение летевших над городом самолетов. И, всем телом сжавшись, ждала она того страшного завывания, гула и огненного плеска, который должен сейчас возникнуть, и Поля первая бросится туда, чтобы просигнализировать в штаб местной обороны, куда ударила бомба.
Втянув голову в худенькие свои плечи, закрыв глаза, слушала она нарастающий вой. Раскалывающий голову удар пронесся по улице. Теплая волна ударила в уши, толкнула в грудь. Поля вскочила, шатаясь, и уже бежала по улице туда, где только что упали стены и еще стояло, не рассеявшись, облако дыма. Свежие развалины вставали в темноте ночи. Зубцы изорванной стены чернели высоко над девушкой, улица была усеяна обломками, битым стеклом, каким-то невообразимым сором. Через минуту она уже звонила из соседнего дома о размерах бедствия. И сейчас же бросилась в тьму развалин, откуда слышались крики, стоны, вопли.
Так было изо дня в день. Никто быстрее ее не обнаруживал очага поражения, никто не умел так самозабвенно работать, так ухаживать за ранеными, так проводить целые ночи среди шатающихся стен, рушащихся балок и людей с перекошенными лицами. Особенно умело она откапывала детей.
