Ржач, перемежаясь с нервической икотой, он наплывал на белохалатника мощными каскадами; всякий новый каскад начинался из положения «откинувшись на спинку стула» и заканчивался в положении «скрючившись над столом»; затем всё повторялось. Раскаты его хохота привели капитана в легкую прострацию.
— Что вас… заставило… — пытался задать вопрос капитан, но Гетьманов при всем желании ни на какой вопрос не ответил бы. Как его только наизнанку не вывернуло!
— Уважаемый Юлий Авангардович, это Зона. Вы здесь всего лишь неделю. Поэтому я объясню вам одну концепцию, которая здесь прочно владеет умами: тот, кто сдаст хоть одного сталкера мен… то есть милиции, станет врагом всех сталкеров. И нас за собой потянет — это я тонко намекаю на толстые обстоятельства, Юлий Авангардович. Если бы сталкер Тим сам пришиб с полдюжины сталкеров, если бы у него появилась репутация злодея, тогда, возможно… подчеркиваю — возможно! — нам бы простили подобный шаг. А сейчас, знаете ли, и речи быть не может. Тут у нас писаные законы не действуют. Совсем. Законы — там, за Периметром.
Кажется мне, капитан уже начал успокаиваться. Ну, точно. По-иному заговорил:
— Хорошо. Меня предупреждали о… некоторых особенностях Зоны, когда отправляли сюда. Хорошо. Как профессионал скажу: такие обстоятельства специально никто не придумает.
— А значит? — Озёрский хотел чего-то более ясного.
— А значит, Караваев скорее всего не врет.
Гетьманов перестал смеяться. Пошлёпал себя по щекам, потряс головой, щелкнул себя по носу, опять потряс головой. Затем пробормотал:
— За двое суток три часа — это никакой не сон. Это полная ерунда…
Пристально посмотрев на меня, он с неожиданной твердостью объявил:
— А теперь, коллеги, момент истины. Ты знаешь французский язык, Тим?
Вот не люблю, когда мне сразу начинают тыкать. Мы с ним вроде знакомы всего полчаса, в папаши он мне по возрасту не годится, ему всего-то лет тридцать, а туда же.
Ну ладно, на ты, так на ты. Только взаимно.
— Знаешь, Гетьманов, никогда не изучал.
А ему по фиг. Мимо ушей пропустил. Может, не в армейских нравах тут дело. Может, он по жизни простой, как австралийские аборигены на вкус, если жрать их без соли. В общем, на меня Гетьманов — ноль внимания, а всем остальным заявляет:
— Придется мне лететь. Вот подарочек-то… Всё, иду собираться.
— Одну минуту, Павел Готлибович. Вы ведь у нас заведуете кадровыми делами…
Он скривился и ответил Озёрскому резко:
— Могли бы и сами, Геннадий Владимирович.
