— Мне пришлось рассчитать старую служанку, потому что она плохо гладила воротнички. Я каждый год заказываю новый талар — портной у меня еще со студенческих времен. Дороговато обходится, но иначе в нашем положении нельзя. Люди теперь обращают много внимания и на внешность.
Он осекся, вспомнив, что на коллеге позеленевший от старости сюртук с двумя пуговицами на спине. Если приглядеться повнимательней, на локте видна заплата, искусно наложенная руками фрау Корст.
Но грюнтальскому пастору что-то ни на минуту не давало покоя. Он снял и снова надел бархатный берет с помпоном, вытянул руку, пропуская сквозь пальцы головки репейника, росшего вдоль дороги. Ловко отшвырнул носком туфли круглый камешек, через четыре шага снова отшвырнул его и чуть заметно улыбнулся. Затем снова заговорил:
— Вы заметили справа от себя стройную девицу? На ней было розовое платье, и сквозь него просвечивала белая нижняя юбка…
Он вздрогнул от неподвижного, колючего взгляда коллеги. Но Фогель смотрел на что-то другое. Показав рукой на старую грушу у обрыва, он почти беззвучно проговорил:
— Здесь она любила сидеть на закате.
Пастор Краузе кивнул головой и сочувственно вздохнул. Однако день был слишком удачным, и молодой пастор не мог искренне разделять переживания несчастного вдовца.
— Это у вас пройдет, дорогой коллега. Время излечивает все, даже самые глубокие сердечные раны…
Эта избитая, повторяемая изо дня в день фраза понравилась ему самому. Фрау Корст могла быть спокойна: он по мере сил выполнял свой долг.
А вот и она сама спустилась с крыльца им навстречу. Грюнтальский пастор не успел закончить. У калитки коллега вырвал свою руку и нагнулся над кустом мелких желтых роз.
— Здесь она три года тому назад потеряла из перстня маленький зеленый камешек.
Довольно долго он, совсем как маленький мальчик, нагнувшись, ходил вокруг куста и разглядывал покрытую травой глинистую почву. Пастор Краузе только плечами пожал при виде такого ребячества. Ему пришла в голову новая тема для разговора за обедом. Кстати, он вспомнил читанный или слышанный когда-то стишок и не без пафоса продекламировал его:
Das Leben gilt geringe,
gleich einem goldnen Ringe,
aus dem die Perle fiel.
[2]Вдруг он испуганно попятился, словно от чего-то уклоняясь, и вытянул перед собой руки.
Пастор Фогель выпрямился. Его желтое лицо стало землисто-серым, глаза горели в темных впадинах. Защищаясь от этого взгляда, Краузе и простер вперед руки.
— Да, да… именно так…
