Это подействовало, как удар по самому уязвимому месту. Теперь Лиекнис мог оставить паренька и присесть на скамью.
Вильперт почесал затылок и сказал:
— Правильно, у каждого из нас бывают и опасения и подозрения. Но ежели мы станем по всякому пустяку поднимать шум и всех считать предателями…
Кузнец до этого больше всех нападал на Руту и теперь, видимо, чувствовал себя неловко.
— Да и не в этом суть… Кто мы такие: организованная сила или кучка сброда, который только и думает, как бы спасти свою шкуру, как бы улизнуть? Чего мы здесь сидим сложа руки, будто в ожидании Страшного суда? Я спрашиваю: где Марк?
Велта смерила его взглядом с головы до пят и ответила спокойным, уверенным голосом:
— Не беспокойтесь, Марк всегда там, где он больше всего нужен. Он нас не бросит. И неужели среди нас кто-нибудь больше не доверяет ему?
Глубоко искренние, проникновенные слова Велты на всех подействовали успокоительно. В комнате постепенно водворялась тишина. Замелькали огоньки папирос, и клубы дыма снова потянулись к потолку. Некоторые еще негромко переговаривались. Остальные старались прилечь где-нибудь на скамье или на полу у стены.
Но никто не спал. Велта чуть слышно шагала взад-вперед мимо окна. Два десятка глаз неотрывно следили за ней, будто она могла найти в этом бесцельном хождении ответ на все то, о чем каждый из них думал.
Временами окно как-то странно светлело. Луна взошла, но еще стояла низко, где-то за лесом. Ветер разгонял тучи. Временами открывался клочок чистого неба с бледными редкими звездочками; за окном возникали четкие очертания ближних и неясные контуры отдаленных деревьев. Потом опять темнело.
Ветер крепчал и шумел все сильнее. Ветви деревьев шоркали по стене, и словно кто-то пальцами стучал по крыше.
Поднявшаяся над лесом ущербная луна светила прямо в окно. Отчетливее выступала на палевом фоне стекол крестовина, огонь лампы как-то потускнел.
Ветер шумел все резче, порывистей. Ни на минуту не смолкал шум деревьев. Верно, оттого никто и не услышал приближающихся шагов. Все, и кто сидел, и кто лежал, поднялись лишь тогда, когда тяжелая дверь отворилась и на пороге показался Марк.
Голенища его сапог и даже полы шинели были забрызганы грязью. Мокрые пряди волос выбились из-под военной фуражки на потный лоб. Сняв с плеча винтовку, Марк оперся на нее.
Он дышал тяжело, видимо, устал. Темные глаза под сдвинутыми бровями быстро скользнули по комнате и потухли. Небритые щеки отливали при свете синевой. Поперечная морщина на лбу обозначилась еще резче.
