— Не знаю, верно ли мы поступаем, друг Харга, — проговорил князь. — Но когда я смотрю на него… так он похож на меня, молодого… смелого… глу-по-го! Когда я смотрю на него, меня переполняет ненависть. Я ненавижу его молодость, его силу. Честность его ненавижу. Понимаешь меня, друг Харга?
— Понимаю князь, понимаю, — Ашпокаю послышался смешок.
— Полно. Договор наш крепок. Выпей со мной из одной чаши, друг Харга, и разойдемся. Скоро ли поворотишь назад?
— Сразу после праздника, князь, — сказал хунну, — мы встанем зимовьем за солончаками.
— Овец пришлю, коней пришлю, много тайменя пришлю…
— Тайменя не надо, мы рыбы не едим.
— Как знаешь, друг, как знаешь…
Голоса стали глуше, а потом и вовсе пропали, но Ашпокай еще долго не решался пошевелиться. А когда решился, то понял, что руки и ноги его закостенели от холода. Он поднялся и, пошатываясь, побрел по следам назад, к стойбищу.
В уме он снова и снова повторял слова заговорщиков на разный лад, на разных языках — и на разбойничьем, и на степняцком и на горском. Он не мог позволить себе забыть ни единого слова. «Дойти бы, — шептал он, с трудом переставляя ноги. — Дойти бы…».
***
Сумерки. Юрта, что стоит на отшибе, в темноте. Красные всполохи на ветхих войлочных стенках. Фигура Салма, черная, значительная возвышается над караванщиками, и над молодыми волками. Вэрагну привел сюда Соша. Едва князь-бивересп зашел под полог шатра, Соша тут же сел в темном углу, положив на колени кожаный сверток.
— Зачем ты меня сюда привел, друг Соша? — Вэрагна посмотрел на ватажников с неприязнью. — Эти дурные люди служат моему дяде! Что нам здесь делать?
Юноша молчал, уставившись зло на сверток. На свертке были какие-то знаки, непонятные князю. Вэрагна встревожился.
— Князь, — начал Салм, — я знаю, ты меня держишь за простого разбойника.
— А ты разве не разбойник? — произнес Вэрагна, дернув брезгливо плечом.
Салм опустился на колени, и оттянул левой рукой ворот:
— Ты видишь на мне знак огня? Я когда-то был ашаваном. Сядь, Вэрагна Мобед, нам нужно поговорить.
Вэрагна недоверчиво посмотрел на бактрица, но все же сел напротив него.
— Верь мне, князь, — громким шепотом говорил Салм, — на самом деле я лекарь, а не налетчик, и я пришел чтобы снять бельма с твоих глаз.
— Бельма, говоришь?
— Твой дядя замыслил против тебя недоброе. Он хочет тебя отравить.
— Врешь! — Вэрагна сжал кулаки, и выпятил грудь. Еще немного, и он бросился бы на бактрица.
— Я не вру никогда. Моя вера это запрещает. Твоя вера это запрещает.
