Модэ | страница 34



— Веди, Салм, — сказал он. — Мы тебе верим. У нас нет выбора.


Снова и снова приходит Модэ в кибитку и заводит с пленником короткий разговор:

— Денег хочешь? Табуны хочешь? Женщин хочешь?

Говорит он на языке юэчжи хорошо, без запинки. Белобрысый великан поднимает голову и, глядя мимо царевича, произносит короткое одно слово:

«Нон».

«Нон» — значит «нет» у юэчжи. И Модэ, не говоря больше ни слова, уходит. А великана белобрысого снова бьют. Почти всегда это немой Караш, он бьет беззлобно, привычно, юэчжи только рот раскрывает — воздуха перехватить.

Потом пленник забывается, но Караш еще долго сидит возле него и с каким-то любопытством вглядывается в длинное, худое лицо чужака. Непонятно какие мысли гуляют в голове Караша, да и есть ли вообще в ней мысли, или только голодный вздор. Потом Караш уходит, и прекращается все. До следующего визита царевича.

А темник Модэ ночь не спит, мается: то мчится в холодном воздухе по равнине, коня изводит, пока тот не начинает храпеть, то вдруг свистит, и щелкает по воздуху плетью:

— Эй, конокрады! Принесите мне араки побольше!

И тут же приносят ему араку, но он смотрит на нее, кривится и выплескивает все на землю.

— Отравить вздумали? Споить вздумали? Пошли! Пошли! — и гонит от себя слуг плетью.

И нет рядом Чию, который успокоил бы Модэ. Он пропал сразу после боя, сгинул куда-то, старый воробей, и царевич досадовал на него за это.

Благодаря военному искусству Модэ разбил юэчжи, и паралата обратил в бегство. Хунну истребили десятую часть вражьего войска, а сами не потеряли и четырех сотен — как старик и предсказывал.

Но Модэ злился. Модэ беспокоился, и всем было худо от его беспокойства. У отца он был нелюбимым сыном. Шаньюй всегда недобро, с опаской смотрел на дерзкого старшего сына, младшего же, рожденного княжной из бедного рода, он окружал заботой и лаской. Послушным был младший сын.

— Отец, почему мы столько платим Поднебесной за хлеб? — еще мальчишкой спрашивал Модэ. — Мы просто можем прийти и забрать все, что нужно!

— Молчи. Не дорос мне советовать, — отвечал шаньюй. — Мы только начали спокойно жить. Зачем нам воевать? Ваны Поднебесной объединились, у них теперь один правитель. Нам с ними не спорить.

Но Модэ все не унимался, стал подбивать молодых княжичей пойти на Поднебесную в набег. Этого шаньюй не стерпел, и отослал сына к юэчжи, а «чжучи-князем», наследником своим, вопреки закону, назвал Ичиса — младшего сына. Так и получилось, что отрочество прожил Модэ в плену, среди шатров и кибиток юэчжи, пугливо вслушиваясь в незнакомую, гнусавую, и шипящую речь. То был почетный плен — Модэ стал залогом мира между двумя кочевыми народами. Он носил богатое платье, ел и пил в одном шатре с паралатом, и тогда уже презирал его и все обычаи юэчжи. Противно ему было все — как говорят они, как одеваются, как ругаются и смеются.