О чем пелось в ней? О пересохших колодцах и пустых осклизлых берегах равнинных рек о лугах, задушенных солью, и сухом пыльном ветре. О родном пелось в той песне, о милом дикой степняцкой душе.
Велико было войско, потемнело кругом от лошадиных спин. А еще кроме всадников были другие, пешие, они шли на своих двоих или сидели в обозах, свесив ноги в простых стоптанных поршнях — это были бедняки из разоренных кочевий, у которых не осталось за душой ничего. Они не пели и не переговаривались между собой. Взгляды их были пусты, а лица, кажется, высохли совсем, до костей черепа, и кожа была вроде тонкой грязевой корки на этих костях. Но и эти люди поднялись над землей как ковыль, взяли в руки дубины и луки, и, собрав все свое жизненное тепло, все что осталось, пошли вместе со всеми.
Время шло, появилась и исчезла под ногами лошадей грязная желтая речка, затем земля сделалась каменистой, твердой. Поднялось над равниной солнце, согрело людей. Мужики скинули заячьи шубы, а кожа их лоснилась теплым, желтым маслом. День наступал весенний, странный — горячее солнце стояло в холодном воздухе, мерно, широко ходили ястребы в пустом небе, потемневшем от земной испарины.
Протяжен был путь, протяжен, как и степная песня, Ашпокай томился, свесив с Дива ноги и руки, и дремал. Вот день прошел и наступила темнота. А затем снова утро. Войско растянулось так, что и ближние сотни превратились в полоски синего тумана где-то далеко. Прошел второй день, и было пыльно, и так до вечера, жажда и голод — только солоноватые колодцы возникали впереди, и тут же проваливались под землю.
На третий день все изменилось. Небо впереди было чужое — точилось оно черными прямыми дымами, и рыскали под ним разъезды хунну. На глазах у Ашпокая один такой разъезд метнулся с холма, как перепуганная птичья стая.
— Они знают, — сказал Ашпокай высохшим голосом.
Михра молча посмотрел на него сквозь прямые прорези маски. Такой был взгляд, что Ашпокай сразу все понял и замолчал, и на душе у него было и тоскливо и радостно, да брала за душу какая-то новая, невиданная жуть.
«Сколько людей, — думал он, глядя по сторонам. — И все идут на большое, и страшное дело. Неужели все полягут?». «Да нет же, — сразу успокаивал себя он. — Быть не может, чтобы столько людей разом…».
И тут вдруг зашумело впереди, смешалось. Темное большое войско разбежалось во все стороны черными ручьями, пыль поднялась, рявкнул рог, застучали барабаны, чье-то красное лицо со встопорщенной бородой мелькнуло по правую руку от Ашпокая.
