Пыли было много, — пыли и шума, — гарь костровая стояла в воздухе и в небе. Дрались, возились в пыли мальчишки, матерые старики, пьяные, спали на земле, раскинув жилистые ноги и руки.
Войско шумело, перекатывалось по земле мутными волнами. На горизонте шевелились-ворочались пыльные тучи — новые силы собирались в Белую степь.
Множество лиц было вокруг. Мы молодые, сильные — как бы говорили они — у хунну десять тысяч воинов, а нас в пять раз больше!
Вот, что увидели в тот день Михра и Ашпокай. А еще Атью. Тонкий, стройный Атья на чужой кобыле, паршивой масти, а с ним — волчата, все четверо, пешие, косматые, серые от пыли.
— Всех привел? — Михра обнял серьезного, вытянутого Атью. — А где твой Тур?
— Отобрали его, — ответил Атья спокойно. — Взамен дали эту кобылку. Сказали — по богатырю и кляча. У волчат моих лошадей совсем отобрали.
— Это кто тут такие порядки навел? — нахмурился Михра.
— Кто-кто… Малай, — известно кто…
— Мала-а-ай? — протянули разом Инисмей и Соша.
И тут же Ашпокаю среди пестрых плащей, и лисьих шуб померещились обвислые усы, и обрюзгшее, рябое лицо. Померещились и тут исчезли.
— А что же Павий? — спросил Атья отчего-то тихо.
— Кончился, — вздохнул Инисмей, — нет больше Павия.
Помолчали. Атья отвернулся, размазывая по щекам черную пыль, которая вдруг стала густой, солоноватой кашицей.
— Где же вы стоите? — спросил Михра, когда горячее, комковатое, ушло из горла.
— Да тут недалеко наш костер, — махнул Атья. — Вы посмотрите — здесь мой род… все кто уцелел.
И подъехали к невысоким шатрам, поставленным полукругом. Здесь бродили стреноженные кони, крупные, белогривые — таких Ашпокай видел только раз, на речном зимовье.
Возле костра сидели мужчины — крепко сбитые, кряжистые пастухи с холмов. Пили они пьяное кислое молоко. Молодых волков пригласили сразу же, и налили по полному черпаку.
— Я теперь над нашими волчатами воевода, — говорил Атья, утирая из-под носа желтые, жирные «усы». — Ты, говорят, их с собой привел — ты с ними и управляйся.
Мальчишки тут же в пыли затеяли борьбу. Двое сцепились, словно медведи, ухватив друг друга за пояс, и вот один покрепче сделал подножку и потянул второго вправо. Второй взвизгнул, уперся жилистыми черными ногами в песок и устоял.
— Хороши у тебя войны, — усмехнулся Михра. — Жалко, придется оставить их здесь, в стойбище.
— Своё еще навоюют, — сказал Атья деловито. — Драться они горазды.
Второй мальчонка вдруг нырнул под руку первому и легко опрокинул его на землю.
