- Гарриет, дорогая, почему ты это сделала? - в который раз спрашивал ее отец, больше, чем мать, стараясь понять ее. - Ответь мне. Я не могу понять тебя.
Но она упорно молчала, зная, что отец все равно не поверит, если она расскажет ему, что Крессида дразнит ее, говоря, что ждет не дождется, когда она, наконец, уедет из дома.
В ночь перед отъездом, когда Гарриет, лежа в постели, умирала от страха, когда ее сердце было готово вырваться наружу и она едва сдерживала душившие ее рыдания, раздался тихий стук в дверь, и в комнату вошла Крессида.
- Я буду скучать по тебе, - сказала она. - Я вовсе не хочу, чтобы ты уезжала, - продолжала она, забравшись в постель к сестре.
К своему великому удивлению, Гарриет моментально простила Крессиду, и ей стало намного легче. Они заснули в объятиях друг друга.
Гарриет проснулась от шума - в дверях кто-то шептался.
- Посмотри, - услышала она голос матери, - разве это не чудесно? Ты можешь в это поверить?
- Нет, - ответил отец, - но это хорошее предзнаменование. Возможно, именно разлука сблизит их.
- Надеюсь. Я рада, что они помирились. В последние дни Гарриет просто замучила Крессиду, но она такая хорошая, покладистая девочка…
«Ну же, папочка, ну, скажи что-нибудь хорошее и обо мне», - думала Гарриет, едва сдерживая желание выскочить из постели и броситься в объятия родителей.
- Да, я знаю, - последовал ответ. - Будем надеяться, что школа пойдет Гарриет на пользу и она изменится к лучшему. Идем, а то мы разбудим их, и все начнется сначала.
Они ушли, тихо прикрыв за собой дверь, а Гарриет еще долго лежала без сна, и, когда наконец, заснула, ей снова приснился страшный сон: через дорогу в густой зеленой траве сидел Биглас, и его золотистая шерстка блестела на солнце. Вот он бросил на нее преданный взгляд и засеменил через дорогу, спотыкаясь на своих кривых толстеньких лапках. Пронзительный визг тормозов - и мертвая тишина. Биглас исчез, и только тоненькая струйка крови из-под передних колес грузовика напоминала о том, что он был.
Школа была ужасной. Гарриет навсегда запомнила чувство одиночества, горького разочарования и невыносимой тоски по дому. Вся семья, и даже Крессида, писали ей письма, но она давно не виделась с родными, не могла поговорить с ними по телефону, так как это запрещалось новеньким школьными правилами в первую четверть обучения. Худшей пытки нельзя было придумать.
Временами Гарриет казалось, что она больше не вынесет. Ее постоянно тошнило, она страдала расстройством желудка, перестала спать. Она жила как во сне, наблюдая себя со стороны. Вставала по утрам, одевалась, съедала невкусный завтрак, отправлялась на занятия, играла во дворе, возвращалась обратно, делала уроки и снова ложилась, но заснуть не могла. Девочки сначала пытались вовлечь ее в свои компании, но она встречала их с такой холодной враждебностью, что вскоре они прекратили все попытки подружиться с ней и вместо этого стали ее дразнить, обзывая разными именами, изображали, как она, скрючившись, бежит в уборную.
