Собрание стихотворений | страница 38



Этим холодным лучом, –
Но ни о чем не жалею
И не молю ни о чем.
Я погляжу, как пылает
Мертвая слава цветка,
Как на меня наплывает
Пышности медной тоска.
И, вспомянув Македонца,
Перевернувшего шлем,
Выплесну мальву и солнце
И позабуду совсем,
Чтобы упрямо и прямо
Двинуться вновь по песку,
Чтобы незрячая яма
Мне ослепила тоску!

1925 (?)

СТАРОЕ КЛАДБИЩЕ

Ты здесь не найдешь знаменитых могил,
Куда привозили б вождей на лафете,
Где б юноша глупый слезою почтил
Лирический вымысл о нищем поэте.
Другая здесь гордость, иная мечта
Соскучилась в замкнутом издавна круге:
Здесь орден Георгия — образ креста,
Какие встречаются только на юге.
Над каждой могилою — орденский знак,
Плита перед ним — не плита, а кираса,
Чтоб ведомо было: укрылась во мрак
Особая, раз приходящая раса.
Одни из Парижа, а те из Афин,
Одни из Далмации, с Мальты другие,
Вот сын Барселоны, вот Генуи сын,
Вот имя звенит, как венец Византии.
И угль карбонара, Фанара фонарь,
Мушкеты Этерии, шпаги Вандеи
Здесь, в южной России, легли под алтарь,
На отдых последний легли в мавзолеи.
Бывает однажды в столетье пора,
Когда неудачники сходятся вместе
На службе суровой чужого двора
Мечтать о победе и плакать о мести.
И крепости, флоты, заводы, порты
Родятся и крепнут присягою строгой,
Пока на кладбище не встанут кресты,
Как орден мечты над неверной дорогой…
Я, поздний потомок нездешних кровей, –
Недаром Георгий мне выбрано имя, –
Хочу я в такой же сойти мавзолей,
Таким же крестом поравняться с другими!

1925 (?)

ФАНАГОРИЙСКИЕ НОЧИ

1
Я ни углов, ни потолка не вижу,
Их смыла темнота; кто говорил,
Что свет… не знаю, может быть, растенья
Растут в свету; дома растут во тьме.
Как череп раздуваются дома
От темени и от полночной думы
И раскрываются: нет темянных,
Височных нету стен: размыты мраком.
Я ни углов, ни потолка не вижу.
Лишь зеркало. Железной черноты,
Такой железной черноты не видел
Я у зеркал… Постой: об этом после.
Здесь нет окон. Пропилены в стене
Шестиугольные прозоры. В них
Сырые шумы застревают вяло:
Вдали турецкий замок, точно ковш,
Прибоя зачерпнул и томным шумом
Нещедро оделяет. Я сижу
Посередине комнаты на стуле;
Спина и спинка не в ладу, и локти
Мне не обо что опереть. Постой:
Я говорил… да, шумы застревают,
А в комнате набрякла тишина,
И от гербария отпавший лист,
Как лист капустный на исподе хлеба,
Оттиснул звук на слуховой плеве.
Все жилки шороха я помню. Лист…
Здесь хиромантия неприложима.
Хотя ведь кости черепные тоже
Покрыты густо жилками внутри, –
Но как ты ни закатывай глаза,