— И зажег свечку, я надеюсь? — спросил Томас.
— Целых три, — ответил Робби и сотворил крестное знамение. — Я должен забыть обо всех грешных утехах, пока не помолюсь святому Доминику. Так сказал Планшар. — Он помолчал, а потом печально улыбнулся. — Прости, Томас.
— Простить? За что?
Робби пожал плечами.
— Я был тебе не самым лучшим товарищем.
Он снова смутился и больше ничего не сказал, но в тот вечер, когда все собрались в зале, чтобы попрощаться с Робби, шотландец очень старался держаться с Женевьевой как можно вежливее. Он отдал ей со своего блюда самый сочный кусок баранины, уговорив девушку принять угощение. Сэр Гийом от удивления выпучил единственный глаз. Женевьева рассыпалась в учтивых благодарностях.
А наутро, борясь с порывами холодного северного ветра, они выехали провожать Робби.
* * *
Граф Бера побывал в Астараке лишь однажды, да и то много лет тому назад, и, увидев эту деревушку снова, он едва узнал ее. Она всегда была маленькой, грязной, вонючей и бедной, но теперь оказалась еще и разоренной. Почти все соломенные крыши сгорели, от домов остались закопченные каменные стены. Домашний скот и птицу селян захватчики забили, оставив в память об этом лужи крови, кости, перья и потроха. В момент прибытия графа три цистерцианских монаха раздавали погорельцам еду, доставленную из обители на ручной тележке, но при виде сеньора многие оборванные крестьяне окружили его, пали на колени и протянули руки, прося подаяния.
— Кто это сделал? — властно спросил граф.
— Англичане, монсеньор, — ответил один из монахов. — Они побывали здесь вчера.
— Богом клянусь, они сторицей поплатятся за это своими жизнями, — пообещал граф.
— И я своей рукой убью их, — яростно подхватил Жослен.
— Господь свидетель, я бы и сам был рад развязать тебе руки, — промолвил граф, — да только что мы можем сделать, когда у них замок?
— Пушки! — воскликнул Жослен.
— Я уже послал за пушкой в Тулузу, — сердито буркнул граф.
Он кинул вилланам горстку мелких монет и поскакал мимо них. Потом немного постоял, разглядывая видневшиеся на вершине утеса развалины, но ближе не подъехал — время было уже позднее, а погода холодная.
Граф устал, натер седалище седлом, плечи его ныли от непривычной тяжести доспехов, поэтому он не стал взбираться по длинной, крутой тропе к разрушенной крепости, отдав предпочтение относительным удобствам цистерцианского аббатства Святого Севера.
Монахи в белых одеяниях брели домой после работы. Один тащил здоровенную вязанку растопки, другие несли мотыги и лопаты. Они только что закончили сбор последнего винограда, и двое братьев вели быка, впряженного в подводу с полными корзинами сочных темно-красных ягод. Монахи посторонились, пропустив графскую кавалькаду к простым, непритязательным монастырским постройкам. Гости явились нежданно, но монахи приняли и обустроили прибывших радушно и без лишней суеты. В конюшнях нашлись места для лошадей, ратникам выдали тюфяки, чтобы они могли устроиться на ночлег в давильнях, среди винных прессов. В гостевых кельях, предназначенных для графа, Жослена и отца Рубера, развели огонь.
