И меня, видимо, тоже нет. Кто я? Я стерильный носовой платок, я пресный хлеб, я абсолютно ровная поверхность. Я идеал, я эталон. И это так грустно, так скучно, так погано, что слов нет.
Один я лучше меня в постели. Он сифилитик.
Другой я – гораздо лучший друг, чем я. Балагур и душа компании. Он алкоголик.
Третий – аккуратный, безукоризненно вежливый. Он инвалид без ног.
Какой-нибудь десятый я наверняка лучше меня делает мою работу.
И все эти мы, кроме меня, болеют, курят, страдают неизлечимыми комплексами.
А сколько их всего? И почему я – лично я, живущий в этом флагмане, мать его, миров, – чувствую себя самым большим неудачником на свете?
Арина Трой
Колыбельная для демона
В гневе и прямое становится кривым, в любви и кривое становится прямым.
Вьетнамская пословица
Рассказ
То, что Тан Шо увидела в зеркале, ей совсем не понравилось. Налитые, как коровье вымя, груди. Уродливые, потемневшие окружья сосков, торчащих, как две виноградины. А под ними безобразно раздувшийся живот с черной линией от растянувшегося пупка книзу. Отекшие ноги в мелкую фиолетовую сеточку, которую даже на смуглой коже видно. Вместо лица – распухшая подушка в гадких пятнах. Какая же она стала гадкая! Толстая и неповоротливая, как бегемотиха. А раньше! Ма называла ее «моя тростиночка». Мужчины на нее заглядывались, а теперь кто посмотрит?
Даже доктор А Лье Шо в последнее время только мрачнеет и хмурится, когда ее осматривает. А раньше ласково улыбался, гладил по голове и звал смешным именем – Тан Ня.
Все из-за этого неугомонного ребенка. И зачем она только согласилась?
Подбородок задрожал. Отражение в зеркале затуманилось и расплылось.
Ма шестерых родила (а скольких извела?). Всех от разных мужчин, тех, что ей нравились больше других. Но ни с одним эмбе она столько не мучилась.
Жаль, что ма не будет рядом, когда это случится, тоскливо подумала Шо. Когда ей было грустно и плохо, ма всегда обнимала и пела песню, как в детстве:
Спи крепко, усни, мой малыш.
Мама воды принесет и спину слона помоет.
Если захочет кто посмотреть,
Как она едет верхом на слоне золотом,
Пусть поднимается в гору.
Шо представляла, как ма с распущенными волосами, мерно покачиваясь, едет сквозь изумрудные джунгли на слоне, освещенная теплым золотым светом. Слон задирает огромный хобот, трубит громко и радостно. И все печали и горести уходят прочь.
Ма всегда желала для старшей дочери, своей «яркой жемчужины», лучшей доли, чем тяжелая жизнь портовой проститутки. И когда хозяин дома потребовал, чтобы Тан Шо начала выходить к гостям, ма, отдав все сбережения, купила ей паспорт и договорилась с одним из постоянных гостей – коком, и он взял ее посудомойкой на корабль, идущий в чужую холодную страну.
