– С чего обижаться? – Коля легко принял деньги. – И мне хорошо, и тебе хорошо – доброе дело сделал. Добрые дела делать приятно. Так что еще неизвестно, кто кого осчастливил, ты меня или я тебя.
Сторожев глянул на него внимательней, чем до этого. Коля всегда был умник, уверенный в своем блистательном будущем. И вдруг стал – так сначала увиделось Валере, когда он попал в этот нищий дом, – человеком смирившимся, довольным тем, что послал нынешний день. Для Валеры такие превращения не в новость. Вот был у них в институте Семен Торбин, краса курса, рано ударившийся в науку, уехавший в Москву к известнейшему ученому и ставший его любимым учеником. И следы Торбина потерялись. А однажды, лет десять назад или около того, Сторожев попал в район Хлебучева оврага, место гнилое, с одноэтажными развалюхами, где ютились деклассированные элементы, и нашел там Семена. Семен был тяжело, смертельно пьян, посинел, язык изо рта вываливался, слюна текла, его сожительница металась в истерике, просила спасти. Валера сделал что мог, сидел с ним всю ночь, утром очнувшийся Семен грустно рассказал свою историю: стремительная карьера в переломные времена оборвалась, работа перестала достойно кормить, а под боком как раз в это время была девушка-модель из первых красавиц Москвы (так он рассказывал), Торбин начал ради нее крутиться, добывать деньги непрофильными занятиями и в результате, обобранный до нитки, вернулся на родину, где вынужден был в счет погашения долга продать родительскую квартиру, – и вот живет с этой стервой (стерва сидела тут же, с пьяным интересом слушая), но, если взглянуть экзистенциально, всем доволен.
– Доволен-то доволен, но будешь так пить – сдохнешь! – Сторожев помял его живот, поддел пальцами подреберье, постучал грудь, послушал. – Печень уже с арбуз, легкие дырявые, сердце шумит.
– А и хрен с ним, – ответил Семен.
И через пару лет умер, о чем Валера узнал уже позже, да и умер-то неизвестно как – не вернулся домой, не нашли в моргах, исчез, растворился где-то в шинках и притонах Сарынска, не исключено, что сброшен был в Волгу или спущен в канализационный люк…
А Коля Иванчук – нет, он не смирился, он только роль смиренника играет, догадался Сторожев. Держится с достоинством бедного, но честного человека. А какие там его черти раздирают, неизвестно. По глазам видно – есть что-то, а что – непонятно.
Илья тоже вытащил свой тощий кошель. У него, как и у Сторожева, всегда имелась фиксированная сумма на всякий случай – двести рублей. Вот он их и отдал. (А густые авансовые деньги вручил жене, не взяв из них ни копейки – словно рук не желал марать.)
