Не верится.
Хотя – возможно.
А как быть, если не ждешь загробного перевоплощения? Если вообще ничего не ждешь?
Нет, это неправда. Ожидание – последнее, что остается у человека. Уже, кажется, ни мыслей, ни желаний, ничего. Но – ждешь. Через час Коля даст таблетки. Занятие: смотреть на часы и ждать, когда он принесет таблетки. Покорно их принять и откинуться на подушку с сознанием выполненного долга. В семь часов ужин. Потом перестилание постели. Много событий еще предстоит вечером. Вот и ждешь.
Звук голоса бьет в виски. Нет, он ударяет по всему телу, все тело стало чуткой мембраной, отзывающейся на звуки. Неприятно. Через секунду – мучительно. А еще через секунду так невыносимо, что готова закричать. Она хочет выключить, двигает рукой, пульт падает.
Неужели он не слышит?
Все тело кажется воспаленным, а голос грубо царапает это воспаленное.
Неужели не услышал? Или ждет, чтобы позвала? Чтобы почувствовать – он всегда нужен, она не может без него ни минуты.
Или это такая месть? За то, что когда-то не был нужен совсем?
Нельзя злиться. Стоит только начать…
Уже начала…
Он ведет себя невероятно.
Это не любовь.
Так не любят.
Это противоестественно.
Она бы, наверное, не смогла.
Здоровый мужчина.
Даже привлекательный, с возрастом стал лучше.
Есть же другие женщины.
А он круглые сутки возле нее. Больной и страшной. Капризной.
Дочь появляется и тут же сбегает, много своих дел. Взрослая уже. А он всегда тут.
Безропотно.
Иногда прикрикнет, но как бы шутя.
От этого как бы с ума сойдешь.
В том и дело – он ведет себя с ней как с сумасшедшей.
Не просто больной, а сумасшедшей.
Мог бы устроить себе нормальную жизнь.
И она бы жила нормально. То есть нормально умерла бы.
Он мучает ее.
Вселяет бодрость.
Выть хочется от того, как он вселяет бодрость.
Наверно, ему кажется, что вот теперь она в его власти.
У них общая жизнь.
Нет.
Не общая.
Потому что нет общей боли.
Мир людей делится не на мужчин и женщин, не на черных, белых и смуглых, не на немцев, китайцев и финнов, не на высоких и стройных, маленьких и толстых, не на красивых и так себе, не на богатых и бедных. Мир делится только на две категории: здоровых и больных. И здоровым дано всё, а больным – ничего.
Речь не о временных больных, у которых заболело и прошло, а больные окончательно и бесповоротно. Навсегда. Насовсем. Безнадежно.
Да. Это так. Вот здоровые – и вот больные. И они никогда не поймут друг друга.
Никогда.
Потому что при всем желании нельзя почувствовать чужую боль, как свою, чужое отчаяние, как свое.
