Взбежавший на мостик младший механик прервал капитана докладом, что в машине вода.
— И много?
— Подходит к топкам! — взволнованно отвечал обыкновенно невозмутимый хохол.
— Помпа пущена?
— Сейчас пустили!
— Ну и отлично! — промолвил капитан, хотя, казалось, ничего «отличного» не было. — Давайте чаще знать, как в машине вода.
Механик ушел, а капитан хладнокровно продолжал отдавать приказания старшему офицеру, и только речь его сделалась чуть-чуть торопливее и отрывистее.
— Пустить все помпы! Скорей на пробоину пластырь! Когда сойдем, подведите парус.
Старший офицер бегом полетел с мостика, а капитан снова взялся за ручку машинного звонка.
«Сойдем ли?»
Сомнение закрадывалось в душу, усиливаясь при новом ударе беспомощного клипера и вызывая мрачные мысли.
«До берега далеко, не менее двадцати миль… Как доберемся мы на шлюпках при таком волнении, если придется спасаться? Неужели нам грозит гибель? За что же? А жить так хочется!»
И сердце тоскливо сжималось, и взор невольно обращался по направлению к этому далекому берегу.
Но глаз ничего не видит, кроме непроглядной тьмы бурной ночи. Ветер, казалось, крепчал. Всплески волн с шумом разбивались о бока клипера.
«Ах, если б он скорее сошел!»
С тех пор как мы вскочили на камень, прошло не более двух-трех минут, но в эту памятную ночь эти минуты казались вечностью.
— Господин С.! Взгляните, как барометр, да посмотрите, нет ли воды в ахтерлюке! — приказал капитан.
Я бросился вниз, и — странное дело! — мрачные мысли тотчас же исчезли; я думал только, что надо исполнить приказание, не вызвав снисходительно-насмешливого замечания «лорда».
На трапе я нагнал Гарденина, посланного старшим офицером с тем же поручением.
Гарденин вошел первый в кают-компанию, но вдруг остановился на пороге и, приложив палец к губам, шепнул, указывая на открытую докторскую каюту:
— Смотрите, как действует истинное мужество!
Несмотря на серьезность положения, я невольно улыбнулся вслед за Гардениным, увидав пана доктора. Без сюртука, с спасательным поясом, обвязанный весь какими-то мешочками, метался он по каюте, собирая вещи, и растерянным голосом бормотал какие-то слова.
— А ведь потом нам же будет рассказывать, как геройствовал! — зло проговорил Гарденин, входя в кают-компанию.
Заслышав голоса, доктор торопливо надел пальто и вылетел к нам.
Бледный, с искаженным от страха лицом, стараясь под жалкой, неестественной улыбкой скрыть перед нами свой страх, спросил он прерывистым голосом:
