Нарушая интимный полумрак их машины светом ярких фар, мимо промчался автофургон и громко и длинно просигналил им. Этого оказалось достаточно, чтобы Гвендолин опомнилась и испугалась того, что делает.
Почувствовав, как она замерла, Даниел отпустил ее. Когда он заговорил, его голос был тихим и хрипловатым:
— Простите меня. Я вовсе не хотел… Я не думал…
На этот раз жар, охвативший ее лицо и шею, был вызван не желанием, а огорчением, ужасным огорчением оттого, что Даниел уже сожалеет о происшедшем.
— Послушайте, почему бы вам не оставить машину тут? А я довезу вас до дому, — предложил он. — Вы так расстроены, и…
— Я прекрасно доеду сама, — сухо отозвалась Гвендолин.
Это была ложь, и она это понимала, но понимала также и то, что если только проведет наедине с ним еще несколько мгновений, то просто взорвется, разлетаясь вдребезги, как тонкое стекло от перенапряжения.
Гвендолин не могла осознать, что же с ней случилось и почему то, что Даниел готов был предложить ей как дружеское утешение, обратилось вдруг в неистовое, обжигающее желание физической близости, которого она никогда еще не испытывала. Если тогда, в ту ночь, она вела себя подобным образом, неудивительно, что у него утром был такой… такой удовлетворенный вид, полный такого самодовольства взгляд.
От этой мысли Гвендолин почувствовала уже ставшее знакомым отвращение к самой себе и быстро закрыла глаза, пытаясь удержать горячие слезы, от которых уже щипало веки.
— Пожалуйста, оставьте меня… Я хочу домой.
Гвендолин замерла, чувствуя, как он колеблется, и, понимая, что, если он начнет спорить, она уступит, не в силах сопротивляться ему.
— Уезжайте, Даниел, — попросила она. — Умоляю вас…
К ее великому облегчению, он открыл дверцу и собрался вылезти, но затем помедлил и сказал:
— Мне все-таки кажется, что вы недостаточно успокоились, чтобы вести машину. А потому я поеду следом за вами… И никаких возражений! — резко добавил Даниел. — Иначе я силой вытащу вас из этой проклятой машины!
Гвендолин молча наблюдала за ним, отчаянно подавляя в себе искушение броситься в темную ночь, задержать его, прежде чем он подойдет к своему автомобилю. Даниел был совершенно прав, говоря, что она недостаточно спокойна, чтобы вести машину.
К счастью, на дороге было почти пусто. Гвендолин изо всех сил пыталась сосредоточиться на управлении автомобилем, но ловила себя на том, что невероятно ослабела физически и что мысли ее разбегаются в разные стороны. Она все еще не могла выбраться из водоворота неясных ощущений и вполне конкретных страхов, заново переживая все случившееся.
