Рос он медленно, но за прошедшие годы успел вытянуться, хотя юношеская худоба всё ещё сохранилась. Последний раз ему крепко попало шваброй, когда он взгромоздился на мамину кровать, и она сломалась. Взрослый махайрод, он, знаете ли, не пушинка. А перед этим Оля оттрепала его за уши, когда ему чем-то не понравился её Павлик, и он помочился в его башмаки. Представляете, сколько помещает в себе зверь, способный ударом лапы свалить корову?
И это создание приняло наказание безропотно. Вообще-то входить в дом Цуцику позволялось до сих пор, несмотря на то, что он иногда что-то ронял и ломал. Просто непрочные вещи вышли из обихода, а остались только крепкие. И с Павликом Цуцик подружился, потому, что когда после забоя скотины тот разделывал тушу, то все, полагающиеся на долю саблезуба кусочки делал нужного размера и клал точно на язык, просовывая руку между огромными клыками.
Деток своих Оля и Паша даже отпускали с Цуциком в лес. Он их там никогда не бросал одних и обязательно приводил домой. Иногда казалось, что зверь и речь человеческую понимает, только ответить не может. Соседи, особенно ребятишки, с Цуциком знались. Случалось, он у них даже что-то выпрашивал. Или получал метлой, если проявлял излишнюю настойчивость. Но приходил и уходил, подчиняясь одному ему известным причинам, и никому никогда не мешал. Пару раз фельдшерица зашивала ему рваные раны, отчего при её приближении он всегда убегал. Вот, пожалуй, и всё, что можно поведать о Цуцике.
Здесь в пойме Эолки всегда богатые травы – райское место для молочных ферм. Хозяйства невелики, чтобы возить свежую кошенину было недалеко, и расположены они часто – через три-четыре километра друг от друга. Густые леса, разделяющие обильные луговины, дали людям надёжное укрытие. Если бы не рёв недоенной скотины в оставленных без присмотра хлевах, было бы терпимо, а так, то один малёк, то другой, пробираются на подворья и быстренько прилаживают доильные аппараты к распертому вымени, выпуская молоко прямо в чавкающий навоз.
А дело это рискованное. Группы солдат шастают от фермы к ферме и всё людей высматривают. В Леройку вон стреляли, так он насилу ушел. А как Цуцик объявится! Страшно Оленьке.
***
– Тёть Лёль! Цуцик солдата загрыз.
– Ты чё, Нафаня! Они же все в бронях.
– А он его лапой по голове загрыз.
– Ударил, что ли?
– Нет, насмерть. Солдат у хлева Зыряновых в засаде сидел. Подстерегал чтобы, когда кто доить пойдёт, так подстрелить. Мы с Зырькой его не заметили и полезли, а он по нас и жахнул очередью. Мимо. Ну, мы думаем, как с полста метров можно промазать? И почему добивать не стал. За амбаром обошли, глядим, лежит стрелок и голова у него вбок, а рядом следы Вашего тигра. Ну, мы скорее дёру в кусты, а там ещё один такой же. В смысле, солдатик со свёрнутой головой.
