В этот момент должен был раздаться взрыв, и Еленсанна, и все учителя из учительской должны были как миленькие выскочить в коридор, освободив мне подступ к журналу. Но случилось странное.
Вошла Марлидовна, злющая. Она держала в руке мою петарду с горящим фитилем. Она сказала:
– Юля! Зачем ты сунула это за батарею?!
Я завопила:
– Сейчас взорвется! – И Марлидовна среагировала. Глянув округлившимися глазами на горящий фитиль, она без промедлений швырнула петарду в стеллажи с книгами. Да еще и крикнула: «Вспышка справа!» – хотя, может, мне и показалось.
Бабахнуло хорошо. Петарда оказалась явно посильнее обычной новогодней. Препарированные взрывом книги летели в окно, в нас, в потолок и шумно плюхались на пол. Дощатые стеллажи разнесло на составные части, но, к счастью, разлетелись они недалеко: в глаз доской вроде никто не получил.
На взрыв, как было задумано, сбежались все, кто был в школе. Они врывались, хлопая дверью, видели дым и убегали обратно, наверное, за водой, а может, и восвояси. Я стояла у входа рядом с Марлидовной и думала, что теперь мне ни за что не отмазаться. Обстановку неожиданно разрядила Еленсанна. Она вынырнула из-за стойки, как в кукольном театре – глаза у нее были стеклянные, – и выдала:
– Марина Леонидовна, вы взорвали библиотеку!.. Родителей в школу! – Последнее относилось ко мне.
Марлидовна сориентировалась быстро. Цапнула меня за плечо и поволокла по коридору к себе в кабинет, на ходу шипя:
– Зачем ты это сделала? Я же видела, что это ты!.. – Последнее, наверное, затем, чтобы я не вздумала врать, будто петарду кинули в окно.
Больше всего хотелось разреветься и свалить все на Надежду. Ведь это ее идея. И я тогда чуть не проговорилась, но вспомнила вовремя: ведь никто не поверит, что школу взорвал бесплотный дух недавно умершей учительницы. А что подумают про меня, если я такое ляпну, лучше и не думать. И не ляпать.
Я молча ревела в кабинете Марлидовны. Так паршиво мне не было с того дня, как я в первый раз завалила зачет. Марлидовна ворчала: «Если ты на отчисление, так что же теперь, школу взрывать?!» – и звонила моей матери. Я уже представляла, что она скажет, что скажет мать... В общем, кошмар.
Рядом со мной почти перед носом заструился воздух. Надежда все-таки соблаговолила подняться со двора, узнать, в чем дело. Я была злющая и уже приготовилась высказать ей, но она как всегда опередила:
– Я же повторила тебе сто раз: прежде чем поджигать, убедись, что рядом никого нету. Ты все испортила и себе, и мне. Теперь тебя не восстановят, даже если я тебе поставлю хоть сто зачетов. – Она говорила тихо, ведь рядом была Марлидовна. И она опять была права. От ужаса я разревелась еще громче.
