– Не стойте на проходе, – попросил таможенник.
Он был бледный и небритый, весь какой-то невыспавшийся. Бедняга, начинать работу в шесть утра – это ужас, конечно.
– Проходите, – сказал он, – а то опоздаете.
– Идем, – кивнула Ника, но папа придержал меня за локоть.
– Слушай, – тихо сказал он, – только никаких историй! Хватит того, что вы едете одни! Никаких расследований, поняла?
– Я...
– Не волнуйтесь, мистер Арутюнян, – обворожительно улыбнулась Ника, приподняв очки, – мы всю неделю будем залечивать разбитое сердце вашей дочери.
– Что?!
– Вы идете или нет? – возмутился таможенник, подавляя зевок.
Помахав родителям в окошко, отделяющее зону таможенного контроля от зала ожидания (уходя в сторону эскалатора, мама все-таки выронила варежки, и никто, кроме меня, этого так и не заметил), я пробурчала:
– Обязательно было болтать про мое разбитое сердце?
– Сорри, хани, – вздохнула Ника, снимая очки, – я все забываю, что у вас с папой не такие открытые отношения, как у нас с моим. Я своему все рассказываю. Он, например, одобрил мое намерение потолстеть. Кстати, как думаешь, дьюти-фри уже открыт?
Она сняла унты и уложила их в пластиковую коробочку.
– Думаю – да, – кивнула я, вытаскивая из кармана мобильник и укладывая его рядом с ее унтами. – Ты правда будешь лопать шоколад?
– А еще марципан, багеты, бриоши...
– Хорош! Я уже есть хочу!
– А вот сейчас и ограбим дьюти. Подашь бахилы?
Я взяла пригоршню синего целлофана, но вдруг почувствовала, как мои пальцы сами собой разжимаются и я роняю бахилы на пол.
– Могла бы и в руки подать, – проворчала Ника, наклоняясь за бахилами.
– Я... Я не знаю, как это получилось.
Я села на лавочку и принялась натягивать бахилы.
Подняла глаза и столкнулась взглядом с высоким парнем в зеленом свитере. Он стоял у аппарата, просвечивающего чемоданы.
У парня были темно-рыжие волосы и такие же бакенбарды. Бледное лицо, узкие глаза, под ними – темные круги.
Он снял с движущейся ленты пластиковую коробку, вытащил из нее ноутбук и уложил его в рюкзак. Все действия парень совершал не глядя. Потому что в упор смотрел на меня.
– Ты идешь или так и будешь разглядывать этого Пушкина? – поинтересовалась Ника. – Если шоколада мне не достанется, ты будешь в этом виновата!
– Он больше на дракона Хаку[3] похож, а не на Пушкина, – пробормотала я, поднимаясь и укладывая на движущуюся ленту рюкзак, – или на волка-оборотня.
Парень уже не смотрел на меня, но я-то знала, что это он мысленно велел уронить бахилы.
