– Qu’est-ce que vous conseillez?[26] – спросила Ника у женщины в белой футболке.
Тон у Ники был издевательский. Я думала, что тетка сейчас нас просто пошлет. Отомстит за грубость в магазине. Но она, видимо, обладала особой выдержкой. Как бы Ника ни старалась ее довести, она спокойно улыбнулась и сказала:
– Macaroons.
И добавила по-английски:
– The best pastry in France[27].
– We shall take them[28], – решительно сказала Ника и указала на коробочку, в которой уместилось двенадцать разноцветных пирожных-макарунс, похожих на медальки с кремом посредине. Стоили они как тридцать моих блузок из магазина «Тати», но моя подруга себе явно не привыкла ни в чем отказывать.
Женщина кивнула и подошла к кассе. Ника протянула ей деньги и кротко спросила:
– Are you a waiter in this cafe?[29]
И вот тут-то я разглядела, даже в таком полумраке, какой царил в кафе, как она слегка побелела от ярости. И, почти не разжимая губ, произнесла:
– I’m a director. Here you are. Bon appetite! Bye-bye![30]
– Ну ты даешь! – воскликнула я на улице, когда мы отсмеялись. – Чем она тебе не угодила, а?
– Не знаю, – призналась Ника, – что-то мне в ней не понравилось. Что-то у нее во взгляде. Как будто она всех презирает.
– Ты тоже всех презираешь, – не удержалась я.
– Я же в шутку. А эта – всерьез.
– А футболку она все-таки для себя купила, – заметила я, запуская руку в коробку с пирожными.
Ника шлепнула меня по руке:
– Дома съедим! Ты забыла, я порядок люблю во всем? Ну, тогда понятно, что мне в ней не понравилось. Что она под такой красивой и дорогой одеждой носит футболки из самого трешевого магазина в мире!
– Хотя все же странно, – пробормотала я, – размера-то они были явно детского.
Когда мы подошли к домику мадам, то уже стемнело. У забора помигивал фонарь.
– Она все-таки закрыла окно в нашей комнате, – прищурилась Ника, – мымра дымящая!
– Где наше? – спросила я и ойкнула, потому что с размаху наступила в лужу, которая оказалась под тонкой ледяной корочкой.
– Брр, – сказала я, – счастье, что у меня вторая пара кроссовок есть!
– Икзектли, – согласилась Ника, – свои сапожки я тебе после таких прыжков вряд ли одолжу. Еще мне есть хочется. И спать.
– Да, спать сегодня пораньше надо лечь, – вспомнила я, – потому что...
– Потому что – что?
– Э-ээ... Ничего. Потому что мы устали.
В домике было темно, но дверь оказалась незапертой. Мы скользнули внутрь.
– Не будем зажигать свет, чтоб эта чокнутая не приперлась, – шепнула я Нике, пока мы крались по гостиной.
