— У тебя две минуты, чтобы объяснить, почему ты просил о встрече.
— Прошу вас, помогите мне, — истово сказал Вил. — Я хочу учиться. Мне не дают.
Такого директор явно не ожидала. Она с удивлением взглянула на Вила.
— Ты хочешь учиться? Здесь?
— Не только я! — горячо продолжил он. — Есть и другие. Мы выброшены на обочину, и только знания помогут нам исправить судьбу. Но здесь не дают учиться.
— Не дают? Кого ты имеешь в виду?
— Вы знаете, мэм. Я говорю о заведенных порядках. Этот центр — самая настоящая тюрьма. А мы хотим школу. Настоящую школу.
Директор дрогнула.
— Слишком поздно, — сказала она.
— Нет, мэм. Честно. Мы вам поможем, если вы поможете нам.
— Но я даже не знаю, с чего начать.
— Ничего страшного, я вам подскажу.
Реформы в воспитательном центре для несовершеннолетних заняли год. Через год исправительная колония вновь превратилась в школу, на порядок выше той, которой она была в лучшие годы. Центр получил шесть стипендий «Дайва», успеваемость превысила средние показатели по штату на два бала, а по математике оказалась лучшей среди муниципальных школ. Реформы проводились по плану «культурных преобразований», который был составлен Вилом.
Реформы проводились быстро и решительно, поскольку любое новшество не терпит промедления. Для преобразований требовалось разрешение сверху; получить его было нелегко, но Мерчант не сдавалась. Она начала с того, что создала мощную «группу поддержки» из числа молодых преподавателей. Тех, кто был не согласен с реформами, она немедленно увольняла. Она ловко разваливала работу административной верхушки, незаметно устраивая распри и сталкивая лбами бюрократические отделы. Следующим ее шагом, по совету Вила, стало создание самоуправляемых учебных групп из воспитанников и преподавателей. В первую очередь поощрялось творчество, а не послушание, общение, а не приказы по образцу армейских. Министерство просвещения, обеспокоенное ее нововведениями, прислало комиссию для проведения расследования. Но к тому времени ученики уже достигли ощутимых результатов и предъявили комиссии ряд побед, после чего проверяющие убрались восвояси, и больше им уже никто не мешал.
Все это время Вил находился в тени. Его отношения с директором хранились в строгой тайне. Гласно они встречались исключительно на общих собраниях, учебных советах и семинарах. Никто не догадывался, какую роль сыграл Вил в судьбе центра.
Утром первого дня второй годовщины пребывания в школе Вил проснулся и обнаружил, что вновь очутился в незнакомом месте. Новое постельное белье из добротного льняного полотна. Мягкий свет в спальне не резал глаза, как лампы дневного света в школьной каморке. Вил поспешил к зеркалу, висевшему на стене, и долго изучал свое темнокожее лицо. Он обрел прежний облик.
