Обещание | страница 36
,
а теперь ты меня положил
на лопатки – на теплую землю.
5.
Так что – я ненавижу тебя...
И за весь мой истерзанный вид,
за шиповник, несбывшийся мой, и за весь твой volksvagen
позорный...
(...дорогой мой,
бесценный,
родной —
у тебя ничего не болит?)
– У меня ничего не болит,
я хотел бы – в четвертый, в четвертый!..
* * *
Мужает голос, и грубеет тело,
но все по-прежнему во мне – свежо и звонко.
Я подниму себя – привычно, между делом,
легко и убежденно, как ребенка.
А ранней осенью – жизнь зацветет, как школа,
начнет букетами и ранцами кидаться,
но зрелость с юностью – как школьник и дошкольник,
все меж собой никак не сговорятся.
Но – солнце – правду – выскажет в упор
и также в зеркале, как зелень, отразится,
когда из ванны выйдешь в коридор
ты – с мокрой головою, как лисица.
...Чем ближе осень – ярче подоконник,
чем дальше школа – тем еще ужасней,
и я сижу в углу, как второгодник,
и свет стоит столбом – как старшеклассник.
Мне нравится, что жизнь со мной – груба
и так насмешлива, подробна и невместна:
я подниму своим привычным жестом
легко и убежденно – прядь со лба.
Ведь сколько раз уже – в очередном аду —
я прижимал к лицу свои мужские руки
и полагал, что я иду – к концу,
а шел, как правило, к какой-то новой муке.
Ну так простимся же – по-царски, без обид,
здесь и сейчас, откинув одеяло, —
нам только жизнь и зрелость – предстоит,
как раньше смерть и детство предстояло.
ЧЕРНОВИК
ЕДИНСТВЕННОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ 2005 ГОДА
О, эта мука детских фотографий
людей, которых мы любили или любим
(все эти уши, ежики и лбы),
она не в том, что все они – жемчужны,
не в том она, что мы им – не нужны,
а в том, что мы про них уже все знаем,
а им не видно – собственной судьбы.
Ну, вот я и вернулся сюда – в тридесятую эту весну,
в тридцатисемилетнюю пыль, в лопоухие столбики счастья...
– Я хотел рассказать тебе там,
а теперь расскажу тебе тут,
про двух мальчиков, двух медвежат, про двух девочек,
Рому и Настю...
Всех прекрасных, сопливых, больных, безработных,
нездешних, не наших,
я собрал на апрельском, на майском своем корабле —
бедный мальчик в крапиве (с мечом деревянным)
+ Света, и Саша,
бурундук сумасшедший и девочка на колесе...
Только не было сил у меня быть огромной дощатой
скворешней
и тянуть соловьиный кадык в лопушнях золотых неудач...
– Это кто ж, интересно, у нас
тут такой неземной и нездешний?
– Это я, это я тут у вас – весь такой неземной и нездешний,
потетешкай меня, послюни, ткни мне в пузо цветной
карандаш.
Потому что я тоже смотрю из своей лопоухой весны
