А по вечерам он продолжал писать свою повесть про Сашку. И еще про Деда Мороза, которого, говорят взрослые, просто нет. Он сказка, фантазия, но не вредная фантазия.
Конечно, не вредная, хмыкал Женька. Вон как Сашку унес на санях. И никакого двигателя не было и лошадей и оленей — тоже. Бесшумно и быстро. Раз — и увез. Наверное, думал Женька, тут эффект антигравитации. Он задумывался на несколько минут, пытаясь продумать антигравитацию, но пока не очень получалось.
Тогда он писал, как Сашка бежит по склону все быстрее и быстрее, а потом отрывается от земли и парит в воздухе, опираясь на весенние ветра. И кричит и поет от радости, а на нее смотрят с улыбкой ее друзья и бабушка и родители. Родители приехали опять, и теперь будут чаще бывать дома. Говорят, у Сашки будет братик осенью.
Потом Сашка идет домой и ужинает там со всеми вместе за большим круглым столом, и договаривается с родителями, чтобы можно было Женьку вытащить хоть на денек летом в гости.
— Ну, если дед Мороз не возражает, — смеется ее отец.
— Он не возражает, не возражает, — хохочет Сашка.
Тут Женька останавливается и думает о Сашке и о Деде Морозе. Дедов Морозов не бывает, потому что он — сказка. Но сказка — это когда чудо. А то, как в темноте они вдруг нашли с Сашкой друг друга — это как раз чудо.
Он покатал эти мысли с бока на бок, выискивая ошибку. Ошибки не было. Пусть это был не Коридор, пусть — пересечение миров. Все равно это — чудо. А раз чудеса есть, значит, есть сказка. А раз так, есть и Дед Мороз. Просто взрослые не видят чудес и не понимают их.
Женька улыбается удовлетворенно и дописывает, как возится под Сашкиной кроватью домовой и скрипучим голосом говорит:
— Да не возражает он, не возражает. Пусть парень порезвится… Пусть полетает…"
Сашка улыбается тоже. Она смотрит на календарь и начинает высчитывать, когда возможна встреча. А потом не одеваясь выскакивает на крыльцо и шепчет в ямку, пробитую в сохранившемся в тени сугробе:
— Дедушка Мороз, пусть чудо случится, и Женьке повезет. А то он не верит, что можно летать. И в Деда Мороза не верит…
Сугроб отзывается гулким хохотом, а потом из далекой дали доносится:
— Ну, пусть.
