— Есть там и про свян… сла…вян. — говорю я. Язык плохо слушается, с чего бы это — после каких-то двух бутылок портвейна?
— Где?
— Ближе к к-концу. Неважно. Пойдем за пивом.
— Пойдем. — Галилей вставляет в ноутбук флешку, возит мышью. — А эту ерунду я потом на работе дочитаю. Найдем мы твои проклятые места.
Случилась странная вещь: не успел я всосать в себя традиционный литр пива и включить ноутбук, как отчетливо и с испугом понял — сегодня я ничего написать не смогу. После пяти минут самоанализа я выяснил, что спать и есть мне тоже не хочется. И, более того, совершенно отвратно сидеть в тускло освещенной комнате и пялиться на увешанные плакатами стены. Сегодняшний раскоп настойчиво лез в голову. Почему? Непонятно.
Впрочем, ладно. Я уже привык бороться с навязчивыми мыслями простым народным способом. Позвонил Галилею, и вот мы сидим в парке с ноутбуком, пьем портвейн с кока-колой, и бардак в голове постепенно рассасывается.
— Чувак, — вскрикивает Галилей, когда я уже окончательно забываю о причине моего ночного бунта. — А покажи-ка мне свой раскоп!
Делать нечего, запасаемся пивом и идем смотреть.
— Дыра как дыра, — говорит Галилей через какое-то время. — Никакой тебе красоты, никакого полета мысли. Серость, да и только. Что тебя здесь держит?
Я кидаю под ноги плащ и сажусь на край ямы.
— Серость. И отсутствие мыслей.
— Сколько раз говорил, иди к нам в информационный отдел. Тебя там боготворить будут!
— Угу. А спать мне как?
— Не понял?
— Неважно.
Мы молчим несколько минут. Галилей, в соответствии с прозвищем, кидает в яму камни разного размера и следит за скоростью их падения.
Когда-то давно мой отец говорил мне, объясняя, что такое дружба: «мы сидим с ним рядом и молчим, и нам хорошо». Не знаю, по-моему, это признак не дружбы, а степени опьянения — нам просто не обязательно разговаривать, чтобы обмениваться информацией.
Птицы смеются,
Вдруг замолчали на миг —
Надо уметь.
— И почему ты так носишься с этим несчастливым местом? — Галилей присаживается рядом и выпускает облачко дыма.
— Мне как-то не по себе в последнее время. И этот раскоп… Такое ощущение, что он живой, и ему тоже как-то не по себе. Мы с ним как два заблудившихся в тумане танкера. Понимаешь?
— Гм… нет.
— Танкеры потеряли друг друга в тумане. Радио не работает, нужно встретиться, но можно случайно налететь друг на друга и взорваться. И вот они, с зажженными прожекторами, с включенными сиренами и матерящимися капитанами на мостиках, медленно идут сквозь туман…
