По-видимому, из-за возни с глазами в ту ночь я не заметил утечки и чиркнул спичкой.
Последовало нечто вроде небольшого взрыва — у-уф! Это воспламенились пары горючего. Пламя еще не коснулось стенок палатки, и я попытался сбить огонь мешком. Но как только я поворачивался в другую сторону, огонь снова набирал силу. Я схватил пожарную кошму «Чабб», которая входила в наше снаряжение. Вскоре я справился с огнем, однако моя вторая чашка какао тоже опрокинулась, и клубы черного дыма поплыли по палатке.
Шнур, которым я подвязывал внутренний полог палатки, от мороза стал как деревянный, и в конце концов мне пришлось обрезать его, чтобы выпустить наружу дым и пары топлива. Остаток ночи превратился в серию долгих минут, которые мне пришлось пережить.
Это была первая ночь, когда боль в глазах не позволила мне заснуть. Ни встречи с зубным врачом, ни перелом ноги, вообще ничто в моей жизни не оставило во мне такого памятного воспоминания, как «случай с глазами» в тот первый месяц пребывания на арктическом льду.
Частично моя беда заключалась в отсутствии Джеффа — в палатке не хватало тепла его тела. Вскоре я переехал к Оливеру и Чарли; это был настоящий кавардак, потому что все мы были ростом не ниже шести футов. Даже снег, который приходилось стряхивать при входе в палатку, так или иначе попадал на чье-нибудь снаряжение, и это невольно вызывало негодование, пусть даже безмолвное, других.
Поскольку я спал рядом с Оливером, то часто ловил себя на том, что про себя часто проклинаю его за самые ничтожные «прегрешения». Нетерпеливый и эгоистичный по натуре, я едва ли был желанным гостем в палатке. К счастью для «выживания» нашей рабочей команды, мои приятели обладали куда более сносным характером.
Очень долго среднесуточная скорость продвижения к северу не превышала полмили, и хотя бы ради этого приходилось прорубать обходные многомильные пути на запад, восток и даже на юг. Попытки пробиваться только на север при любых обстоятельствах оказались несостоятельными.
Пешая разведка во всех направлениях всегда предшествовала пробиванию прохода в торосах (очень напоминавшему прокладывание в свое время «Бирманского тракта»), так как не было смысла ломиться напролом, когда отличные пути могли находиться совсем рядом. В самом деле, мечты о том, что преодолей мы всего один гребень и нам откроется чистое ледяное поле, не раз приводили нас к бесполезным переходам в обратном направлении. Мы скользили, падали, проваливались в скрытые наносами трещины с острыми краями, нас изматывали неторопливые нападения мороза на наши носы и щеки.
