Сначала я это выдал, не отдавая себе отчёта в том, почему именно педофил. Но так уж вырвалось, наверное. Но тут же я вспомнил про «Загадку интегрального исчисления» и продолжил развивать тему уже в конкретике. Это всё же был мой конёк, неизменный. Признанный Инкой. Кстати, так и не изданный, чем я в противовес с более поздними произведениями, о которых вы отчасти уже наслышаны, потихоньку от всех по-настоящему гордился. Хотя денег от этой гордости не имел никаких. Так вот.
— Спросишь, с какой целью я привёл такой странный пример? Отвечу. Потому что, как никто, страдает человек, лишённый возможности обнародовать свой порок, свой физический или душевный изъян и воспользоваться этим своим нравственным несовершенством. Он ищет сочувствия, но не может его найти. И не находит. Всеми силами он пытается загасить в себе порочную страсть, но бесполезно, это сильней его. Он заложник, он мученик, он раб…
Училка слушала, затаив дыхание, и мелко помаргивала ресницами в унисон моим словесным ударам. Этот параграф в педучилище не проходили. Хотя зачёт по близлежащей теме она каждый раз сдавала мне на «отлично». И мне сделалось приятно оттого, что наши отношения не ограничились лишь регулярными фрикциями, Джазом и темой Бога, а ушли ещё и в непознанное по-настоящему, в суть человеческих страстей, с которыми бороться просто ну совершенно невозможно. Ни с молитвословом в руках, ни без него. Маршрут — вынужденный, но опять мимо Богова кармана, вновь — в обход. Необязательная остановка, по требованию безбилетников. В эту короткую минуту собственного триумфа мне показалось, что я влюбился, как положено. С духовкой. В мою училку. Исключительно по той причине, что именно она сейчас рядом с триумфатором. И тут же сообразил, что любовь во многом зависит от того, насколько мы сами себе нравимся в момент влюбления.
Мы — это талантливые писатели, само собой, кто ж ещё? А соответствующий моменту объект — лишь проводник нашей самовлюблённости, кабель, в котором индуцируется нужный автору влюбления импульс, изрыгающийся с надобной силой и в специально отведённое для этого время. Впрочем, тогда я отвлёкся ненадолго, а нужно было красиво завершиться. Что я и постарался осуществить для полной внутриутробной сатисфакции.
— И ещё, милая. Постараться словом… слышишь? Сло-вом!.. Сделать человека, пусть безнадёжного, пусть самого последнего негодяя, пускай предавшего идеалы, бессовестно насравшего… — я быстро поправился, — беззастенчиво наложившего дерьма в чей-то в карман… Так вот, сделать его лучше, добрее, щедрей и отзывчивей к людям, и это задача вполне реальна, хотя и очень непроста. И тот, кому она по плечу, кто в деле своём достиг хотя бы малого результата и продолжает эту малость посильно умножать, тот и претендует на Богов карман, как говорится. Правда, не ему решать, найдётся ли там для него место, но он и не должен об этом помнить. Иначе — разрушение. С небом не торгуются, солнышко, с Богом контракт невозможен. Подписать его осуществимо лишь с одной стороны. Но это никому не нужно. Ни самому тебе, ни тем более ЕМУ…
