Примерно так с этой задумкой и вышло. И к октябрю успели издать, но только вот с тиражом промахнулся в своих ожиданиях. Думал, стрижено, как всегда, а вышло — брито. Не тридцать напечатали для начала, а сразу семьдесят пять. И даже снова знаю почему. Герой мой, ну тот, что под полтинник, перед тем как ну это самое… когда ему отсекли одним махом его мужское достоинство, предмет гордости и зависти, успел подумать ещё: «Спасибо тебе, Господи, за всё, что ты для меня сделал… И прости за всё, чего я не сделал для тебя…» Вот так! Триумфальный финал! В самую точку мишени! В яблочко. В десятку! В повышенный тираж. И сразу — в дополнительный! В переиздание в суперобложке!
И с ярмаркой, похоже, получилось, и народу навалило, сколько не ждал. Одновременно, пока подписывал и прислушивался к живительным благодарным тычкам изнутри, успел подумать, вернее, задать себе неудобный вопрос касательно Инки: хорошо это для меня, что не стоит больше иметь эксперта в её лице? Тем более других так и не случилось за всё это время. Или же всё это неправильно с точки зрения подлинности литературного процесса? Хотел тогда ответить сразу, чтобы не затягивать с решением, но отвлекли. Сунули микрофон и объявили мини-пресс-конференцию. Ну, сами понимаете, ни до чего уж потом стало…
Так вот, продолжаю насчёт училки и детей. С первой, пока она не улетела летом в Турцию, надолго, встречались дважды в неделю у меня, на набережной. И каждый раз подписывал книгу. Когда произведения закончились, стали говорить о Боге. Выяснилось, что оба верим. Только училка — как надо, церковообрядная, извините за выражение, с визитами, постами, правильными словами из молитвослова и свечками, а я — по упрощённой схеме, безобрядовой, через самого себя, без привлечения посторонних персонажей к таинству веры и греха. Всё через совесть. Через весы с собственными гирьками. Через умственность и личную догадку. Через персональную самодостаточность. Умеренность — вот верный стиль. Кстати, вспомнил, что некрещёный: Булкина — мама — была «за», папа Гомберг — категорически против. Отец — профессор медицины, член-корреспондент, известный кожник-венеролог, безбожник, оказался главней мамы, чиновника Министерства черной металлургии, тайно верующей, несмотря на ответственную должность. А Инка, та вообще держалась ближе к католикам, считала православие одной из самых жёстких конфессий, направленных больше ко всем, нежели к каждому. Имела право, без вопросов.
