— Кузьма Демьянович! Кузьма Демьянович! А-гей! Где вы? А-гей-гей!
— Я тут! — кричу. — На секача засел! На груу-уше!
— Слеза-а-а-айте!
— Не слезу! — кричу.
И в самом деле, я-то не прочь слезть, да не могу. Груша высокая, старая груша, можно сказать, и до половины ни сучьев, ни ветвей гладкий ствол! Как я на нее влез, хоть убейте, сам не пойму…
Подошли товарищи. Спустили меня с груши.
— Видели что-нибудь? — спрашиваю.
— Ничегошеньки не видели, — говорят.
— Да как же так, — говорю. — Как же не видели, если оно хрюкало, да и не раз… И шмыгнуло мимо меня! Я от него, а оно от меня. А что хрюкнуло, пускай меня бог убьет, — говорю, — если своими ушами не слышал…
— Так это вы, значит, — спрашивает Иван Петрович, — на овраг подались?
— Я, — говорю, — конечно же, я! Потому что оно как хрюкнет, я и подумал, что секач из камыша.
— Да это я сморкался, — говорит Иван Петрович. — Только я сморкнулся, как вдруг мимо меня
что-то как сиганет! Я подумал, что секач, и сам от него опрометью к речке…
Подошел к нам дедок.
Мы и спрашиваем его:
— Где же ваши свиньи?
— А разве нет?
— И следу нет!
— Выходит, нырнули!
— Куда нырнули?
— Выходит, что под воду. Куда ж еще?
— Но разве дикие свиньи ныряют?
— Не знаю где как, а у нас ныряют, — говорит дедок.
— А что вы думаете, — размышляет при этом Кузьма Демьянович. — Могло быть. Есть же морские свинки, могло быть, что и речные появились.
Так вот что случилось с нами во время охоты на кабанов. Я и до сих пор никак не пойму, как из оврага выскочил и как на грушу взобрался. Пятьдесят же шестой год пошел! Выходит, что и такая охотничья прыть бывает! Вот как секачи борзо бегают.
— Проворный зверь, — добавил Кузьма Демьянович.
* * *
Охотятся на дикого кабана с гончими или специально обученными для этого псами, но чаще всего охотятся с загонщиками.
Когда на вас выскочит вепрь и вы не успеете удрать, вам уж тогда, ясное дело, приходится стрелять.
Стрелять надо обязательно пулей, целиться в голову или в сердце, бить надо наповал, потому что раненый кабан — зверь невероятно лютый: он бросается на охотника с разгона, вонзает свои страшные клыки прямо в живот и с криком: "Ага, попался!" — рассекает охотника по брюшной белой линии от пупа вверх до самой груди.
Если же кабан сам смертельно ранен, он ложится тут же, рядом с охотником. И оба они потихоньку отдают богу душу,
Потом уже сходятся охотники, мастерят носилки и несут своего погибшего товарища и дикого кабана к машине или к железнодорожной станции.
