— Ну, говорите, я же жду! — поторопил Марчевский.
— Вот, — Тараканов сунул руку в карман и вытянул из него за тонкую золотую цепочку изящное распятие. На небольшом нательном крестике была прикреплена искусно вырезанная из слоновой кости фигурка распятого Иисуса Христа. — Не откажите, пан полковник, а то я совсем издержался. Не сомневайтесь, золото всегда в цене. И обратите внимание, это очень старая работа. Оно ваше, если заплатите.
— Сколько? — с иронией поинтересовался полковник.
— Сто пятьдесят марок, — не моргнув глазом, ответил Тараканов. — Ни пфеннига меньше.
— А злотые вас не устроят? Покажите… — Марчевский взял протянутое распятие, повертел, рассматривая. На оборотной стороне было выгравировано: 25 декабря. — Дата Рождества Христова… Напомните, господин Тараканов, где мы могли встречаться раньше?
— В Польше «Б»,[6] например. Вообще в Восточных кресах,[7] когда там велась борьбе с коммунистическими партизанами. А злотые будут в цене еще не скоро. Берите, я вижу, вам нравится.
— У меня нет такой суммы. Но могу предложить сто марок, тоже неплохая цена.
— Хорошо, ни вам, ни мне! — хлопнул себя ладонью по колену Тараканов. — Пусть будет сто двадцать пять. Из уважения к дате!
Впервые за все время разговора бледная улыбка тронула губы пана Викентия. Он положил пистолет на стол и убрал распятие в карман пиджака.
— Скажите, Тараканов, сколько вам лет?
— Это имеет значение? — нимало не смутившись, ответил вопросом на вопрос бывший осведомитель политический полиции. — В отличие от женщин я не делаю секрета из своего возраста. Мне тридцать шесть. А что?
— Вы еще так молоды, — продолжая улыбаться, пояснил Марчевский, — но торгуетесь, как старый еврей на варшавской барахолке. Берите, что вам дают.
— На варшавской барахолке не бывал, не знаю, — парировал Тараканов. — Я вообще не бывал до войны в Варшаве, только проездом. Но деньги счет любят, пан полковник. Я на эти марки жить собираюсь, понятно? И во время войны надо есть, пить, где-то спать, что-то надевать на себя…
— Скоро лето, — меланхолично заметил пан Викентий.
— Еще не скоро, — огрызнулся гость, — до лета успеешь с голоду подохнуть. Давайте сто двадцать пять и разойдемся. А нет, так верните вещь, как-никак золотая. — Он требовательно протянул руку.
Марчевский даже удивился, какая длинная оказалась у Тараканова рука, а ее движение — неожиданное, гибкое, быстрое, как выпад опытного фехтовальщика.
— Не торопитесь, — поморщившись, полковник слегка отодвинул в сторону протянутую руку. — Я еще не решил окончательно. Скажите, что вы делали после нашего поражения в сентябре прошлого года? Извините за нескромность, но это все-таки вы пришли ко мне, а не я к вам, и происхождение предлагаемой вещи мне не совсем ясно.
