— Господи-боже, да ведь смотритель-то погиб! — напомнил им Тео. — Его размазало по всей улице.
— Вы могли задержаться ненадолго, — сказал один из начальников. — В Мосуле. Они назначили бы нового смотрителя. И вы смогли бы с ним договориться…
— Или с ней. — прибавил другой начальник. — Положение могло сложиться очень благоприятное. Этот… э-э… инцидент наверняка породил бы большие сдвиги. Новый смотритель стремился бы, разумеется, доказать свою решительность и компетентность.
Тео ушам своим не поверил. Мередит вечно корила его за холодность и расчетливость — посмотрела бы она на эту парочку! Хранители культуры! Гиены, снующие по полю побоища!
Хорошо еще, что он им про свитки не рассказал. Не их это дело. Вот погодите, получит он финансовую независимость и уж тогда объяснит им, куда они могут засунуть их драгоценный Институт.
Тео, сидевший посреди своей омерзительной новой квартиры, снова откинулся на спинку кресла и оно опасно скрипнуло. Ничего, скоро он купит кресло превосходного качества, точно такое же, какое зажала Мередит. Скоро он сможет купить все, что захочет. В том числе, и «Алка-Зельцер». Вообще говоря, «Алка-Зельцер» было бы неплохо купить сию же минуту, да вот магазины все уже позакрывались. Висевшая в ванной аптечка была пустой, если не считать пузыречка со смывкой для маникюрного лака, свидетельства щедрости квартирной хозяйки. А венчалось все тем, что стены квартиры были окрашены в оранжевый цвет. Ради всего святого, ну кто красит стены оранжевой краской? Японские наркоманы? Одуревшие от брошюрок «Нью-эйдж» массажистки-любительницы? Пожилые голландские педерасты? Не удивительно, что квартирка сдается за такие малые деньги. Причина не в сломанной микроволновке и работающем с перебоями душе. В оранжевых, мать их, стенах.
Он глубоко вздохнул и приказал себе успокоиться. Закурил сигарету, повернувшись спиной к свитку, — не хватало еще, чтобы случайная искра пролетела по воздуху и спалила все его будущее. Затянулся отдающей ментолом отравой, выпустил струю дыма в оранжевую стену, затянулся еще и выпустил другую. Курил он торопливо, без всякого удовольствия, как будто стоял на автобусной остановке, имея в своем распоряжении лишь пару секунд, чтобы прикончить сигарету и заскочить в автобус, пока тот не укатил без него. А закончив, воткнул окурок в недоеденную пиццу и оставил его торчать из «моцареллы».
Из колонок компьютера лилась музыка его драгоценной копии «Звездных краев» Джона Колтрейна — эфирного эквивалента мочи, которой собака помечает новую свою территорию. Никакой дом не становится домом, пока Колтрейн не оросит его звуками саксофона. Правда, «Звездные края» были увернуты почти до беззвучия — из страха побеспокоить соседей, которые этим вечером представились ему, поднеся в подарок печенье. Словно желая сказать: «Вы же не обратите в ад жизнь людей, которые угостили вас печеньем, верно?». Безумные саксофонные импровизации Трейна, соединяясь с урчанием вентилятора ПК, создавали отчасти нудный гибрид, способный, однако ж, сойти за окружающую среду.
