– А это не вредно для здоровья, товарищ подполковник?
– Не вредно, – успокаивал комбат. – В первый раз в палатку, что ли?
– Новые, да? – глядя, как бледный и потный дядя дает каждому его размерчик, Петрусь занервничал. – А доктор зачем? Они же новые?
– Взвод, смирно! Надеваем защиту, заходим в палатку и садимся на травку. Через пятнадцать минут выходим.
– Что там? Слезоточивый газ? – забухтел Кикимор.
Комбат его не слушал.
– Взвод! Химическая атака, тревога и нападение, все вместе! – Пузо подполковника интенсивно заколыхалось.
Внутри палатки горела двенадцативольтовая лампочка. Света хватало на то, чтобы не натыкаться друг на друга. Дышать через новые противогазы легко, и одно большое стекло способствует лучшему обзору. Только жарко. Пот льет, не переставая.
Химвзвод дисциплинированно отсидел положенное и в полном составе спокойно вышел из палатки.
Каждый после того, как снимал защиту, подходил к пьяному доктору, безуспешно скрывавшему блеск косых глаз за полупрозрачными очками. Халат на голом торсе пропитался потом и покрылся пятнами на спине и под мышками.
Врач глянул на щуплого, измочаленного процедурой Валетова, вцепившегося обеими руками во фляжку с драгоценной водой, и вернулся к журналу, где стал заполнять одну за другой колонки, стоящие напротив фамилии военнослужащего.
– Самочувствие?
Валетов заныл:
– Дяденька, напишите чего-нибудь, чтобы я уехал отсюда, а?
– Я напишу, и армия не получит новые противогазы. Да что ты, милый. Даже если тебе плохо, тебе все равно хорошо.
– Тогда на хера вопросы?
– Меня предупреждали, что химики большие оригиналы. Голова болит?
– Попа. Долго на земле пришлось сидеть.
– Пи...уй отсюда! Следующий!
Дождавшись своей очереди, Простаков тихонько подошел к доктору, а тот все писал что-то про ефрейтора Петрушевского. Здоровая туша бросила тень на журнал, солнце перестало светить на бумагу, и глазам стало легче.
Капитан посмотрел вверх.
– Ух, два Ивана, вот так и стой. Самочувствие?
– Чего?
– Самочувствие, спрашиваю.
Леха почесал под левой подмышкой. Кителя на нем не было, стоял он в майке, и доктор видел, как здоровая лапа скребет под клоком черных волос.
– Чего это такое, ваше чувствие?
– Недоразвитие? – Капитан с неподдельным интересом впялился в черные глазищи.
– Обижаете, у меня член до колен.
– Шутишь, рядовой. А вот отрежу тебе половину.
Простаков искренне обиделся.
– Вас, военных, ничем не удивить. А пацаны еще в деревне бегали глядеть на меня, когда я в баню ходил. И не надо говорить, что я не развитый.
