Триполийский паша оказался менее впечатлительным, в особенности после того, как ему в руки попала «Филадельфия», которую тут же переименовали в «Дар Аллаха». Ободренный захватом линейного корабля противника, местный владыка надменно отвергал любые переговоры. Американцы не слишком опасались, что пиратам удастся пополнить свой флот огромным фрегатом с прямым парусным вооружением, однако сама мысль, что над ним будет развеваться чужой флаг, приводила в бешенство даже необстрелянных новичков.
После того как американцы обнаружили «Филадельфию» под защитой полутора сотен пушек береговых фортов, поднялась буря. Море бушевало пять дней подряд — такого свирепого шторма ни один член команды припомнить не мог. Несмотря на все усилия капитанов, эскадру разбросало и отнесло далеко к востоку.
«Сирене» пришлось нелегко, а как пережил бурю «Интрепид», Лафайет даже не мог себе представить. Крошечный кеч водоизмещением всего шестьдесят четыре тонны совсем недавно назывался «Мастико», его команда промышляла работорговлей. Осматривая захваченное судно, моряки с «Конститьюшн» обнаружили в трюме негров в количестве сорока двух человек, скованных цепями, — подарок паши турецкому султану.
Запах человеческого горя никаким щелоком не смыть.
Двенадцатого февраля шторм наконец стих, но два корабля встретились лишь пятнадцатого и тут же взяли курс на Триполи. Командующий эскадрой капитан Декатур собрал военный совет на борту отважного крошечного «Интрепида». Генри Лафайет с восемью вооруженными до зубов моряками отправился туда в шлюпке.
— Что, переждал шторм, а теперь за славой вернулся? — пошутил Декатур, протягивая ему руку через планширь.
Капитан был широкоплечим красавцем с густой гривой темных волос и дружелюбными карими глазами. Командовал он всегда легко и естественно.
— Ни за что не упущу такой возможности, сэр, — ответил Лафайет.
Хотя они были ровесники, дружбу завели еще мичманами и дослужились до одного звания, он обращался к Декатуру почтительно — как к командующему эскадрой и капитану «Интрепида».
Генри не уступал капитану в росте и обладал гибкостью прирожденного фехтовальщика. У него были темные, почти черные глаза, и в восточном платье статный лейтенант напоминал знаменитого пирата Сулеймана аль-Джаму, с которым очень рассчитывал встретиться. Лафайет родился в Квебеке, но на семнадцатом году жизни перебрался в Вермонт, поскольку мечтал попасть в демократическую Америку. Он вполне сносно говорил по-английски, так что просто переиначил свое имя и стал гражданином Соединенных Штатов. Десять лет он возил лес по озеру Шамплейн, потом записался во флот.
