Погода стояла обычная для этого времени года. С ясного неба пригревало солнце, и над дорогой, по которой недавно проехал пикап Ирвина, все еще висело золотистое облако пыли. Куры копались в дорожной пыли, а поодаль от поселка, на дне высохшего ручья, разбили стоянку аборигены, сидевшие сейчас возле курящегося синеватым дымком бревна.
Повсюду царили порядок и спокойствие, за исключением гостиничной кухни. Войдя туда, Бони узрел разъяренную миссис Рамсей и заплаканную девушку, которая прислуживала за столом и убирала в номерах. Сейчас ей было громогласно приказано «убираться». Угодить миссис Рамсей было невозможно, а разгневать — очень легко. В ответ на учтивый вопрос Бони о причинах ее раздражения она пустилась жаловаться: муж пьет, в гроб себя вгоняет, повар — старый неряха и пропойца, служанка — дрянь ленивая, чтоб им всем сгореть вместе с пивной окаянной!
— Повар-то он хороший, этого у него не отнимешь, инспектор, — говорила миссис Рамсей, моя оставшуюся после завтрака посуду. — Но ведь с него глаз спускать нельзя, а то он курит, когда готовит, и пепел в еду роняет. А все муженек мой, от него все зло. Мало того что сам налижется, так еще и повара напоит. Вон, сейчас оба во дворе — блюют. С этого у них каждое утро начинается. А завтрак мне пришлось готовить, да еще позаботиться, чтобы у инспектора Уолтерса от нашего заведения приятное впечатление осталось. Один только Гунн по-настоящему помогает. Вот за кого мне замуж надо было выйти.
— «Мы часто сожалеем, что не поступили иначе, хотя именно это «иначе» нас и погубило бы», — процитировал Бони и взял кухонное полотенце.
— Гунн меня погубил бы? Как бы не так! Я с ним одним мизинцем справилась бы, — заявила миссис Рамсей и посмотрела на Бони. Изумление прогнало из ее разгневанной души все, что тяготило ее в это прекрасное утро. — Нет-нет, инспектор, и не думайте вытирать посуду!
— Отчего же? Я не разобью, не бойтесь, — проговорил Бони. — Мне надо дождаться констебля Ирвина с аэродрома, и лучшего занятия, чтобы скоротать время, не придумаешь. К тому же, миссис Рамсей, мне нужно вас как-то задобрить, прежде чем попросить об одолжении.
— Ах вот в чем дело! — воскликнула она, утирая нос-пуговку всей своей ручищей от ладони до локтя. — Полицейские, бармены, фермеры, богачи или нищие — все мужчины одинаковы. Поставьте их на стол, и я их разложу по полкам. Тарелки, я имею в виду. Бьюсь об заклад, вы женаты, у меня глаз наметанный. Но вы продолжайте, мне не терпится узнать, на что вы нацелились. Уж конечно, не на меня, могу поручиться.
